Стадия серых карликов

«Ну и пройду!» — подумал с возмущением Василий Филимонович, и это была его вторая крупная ошибка с самого утра. Надо было, сославшись на занятость по службе, удалиться, но Василий Филимонович, несмотря на солидную выслугу лет, так и не научился врать. Существует же специальный вид вранья — ложь во спасение, но даже им простодушный участковый и потому вечный старший лейтенант не воспользовался. Мало того, подойдя к яме, он, усугубляя вторую ошибку, напрочь отрезая себе пути для бегства, допытывался, зачем и откуда (!?) они вытащили бордюрный камень. Явно с целью хищения соцсобственности, и поскольку факт налицо, следовало раскрывать планшетку, извлекать оттуда бланк протокола на предмет составления. Степка Лапшин при этом хмыкал и насмешливо вскидывал головой, мол, мент, ну ты даешь, пристал, как к телеграфному столбу. Степка Лапшин слов никаких не употреблял, но Василий Филимонович, прямо наваждение какое-то, сильно обиделся за телеграфный столб, ведь этот предмет из анекдота о старорежимном околоточном, который учил новичка приставать. «Ладно, намек понял», — подумал мстительно Василий Филимонович, чего отродясь за ним не водилось, и спросил:

— Автомобиль ваш, гражданин Лапшин?

— Государственный.

— Знаю, что государственный…

— А чё, мог быть и моим. У нас у одного умельца собственный КамАЗ заимелся, раскатывал на нем туды-сюды…

— А что это за номера такие: 06–20 НЕТ? Учтите, Лапшин, и не будет. Не рассчитывайте!.. Откуда у вас номера такие?

— Как это откуда? Из Надирландии, там ГАИ рядом…

— Что за Надирландия?

— Местечко одно, стекляшечка, то да се в ней…

— А-а… Попрошу документы на машину, — протянул руку Василий Филимонович и, нетерпеливо пощелкивая пальцами, вновь забормотал, мол, закон о нетрудовых доходах строг, ох, как строг, особенно в части шоферов-леваков.

— Что нам закон? Для нас главное — бумага. Она всегда сверху любого закона. Пожалте, — подал кипу документов Степка.

— Не бумага, а гумага, от слова «гуманизм», — изрек поправку Аэроплан Леонидович, которому пря между соседом и участковым стала надоедать. — Не для проверки документов у Степки я позвал вас, товарищ Триконь, а для участия в научном эксперименте. Степа, принеси молоток.

Вспомнив эту фразу, Василий Филимонович задумчиво прошелся по коридору «опоры», вынул из планшетки справку психиатра о том, что 1 июня 19.. года гр. Триконь В. Ф. был на приеме у врача, все реакции в норме, практически здоров, по сведениям психдиспансера № 7 на учете не состоит. Все хорошо, но, к сожалению, надо писать начальнику, за недонесение важных сведений служебного характера могут вообще из органов уволить. Не таков Ястребок-Истребитель, чтобы промолчать, именно для последующего широкого разглашения он и проводил треклятый эксперимент.

Василий Филимонович глубочайшим образом вздохнул, потому как писанина для него представляла нечто подобное индокитайской казни, когда человека кладут на срезанный бамбук, привязывают к кольям, и черешки бамбуковые через живое тело прорастают. Вот такие же мучения доставляли Василию Филимоновичу и служебные мысли, прорастая из его глубин наружу, которые еще требовалось изложить, как настаивает гражданин Около-Бричко, на гумаге, чтоб понятие «гуманизм» никуда не делось. Он вздохнул еще разок, собираясь с духом, наклонился над листом и, закусив нижнюю губу, вывел шариковой ручкой начало служебного документа:

Начальнику Н-ского отделения

Дзержинского РУВД г. Москвы

подполковнику милиции тов. Семиволосову В. В.

Рапорт

Написал и задумался: как воспримет Семиволос, так величал начальника отделения личный состав за глаза, новоостанкинский научный эксперимент? Предугадывать реакцию начальства — первейшее условие успешного продвижения по службе во все времена у всех народов, разумеется, за исключением Н-ского отделения милиции. Если бы так было все просто, старший лейтенант Триконь давно бы ходил в майорах. Василий Филимонович, видимо, сам этого не хотел: что-то претило ему, чего-то стеснялся, все скромничал и деликатничал, такой неловкий был из опасений, что сочтут его отпетым карьеристом.

За тринадцать лет совместной добросовестной службы Василий Филимонович хорошо, можно сказать, в деталях изучил начальника, а тот в свою очередь считал первейшим служебным долгом подбадривать скромноту участкового.