Стадия серых карликов

Никому и никогда не льстил так Аэроплан Леонидович, как в этот вечер Степке Лапшину. Донельзя было противно расхваливать соседа, говоря, что он весь из себя передовик, победитель и ударник, который сезон на Доске почета виснет. И сосед, надо ему отдать должное, против всех этих славных трудовых отличий ничего не имел, высказал лишь предположение, что Леонидыч его с кем-то случайно спутал, однако упоминание о золотых руках перенес достойно. Действительно, у него были драгоценные конечности и торчали они откуда и положено им торчать. Разве такие руки не смогут изготовить полдюжины левых ножевилок и полдюжины правых из нержавеющей стали и непременно в домашних условиях, дабы обеспечить надлежащую секретность?

— В любой металлоремонт обратись, Леонидыч, они там и черта могут сделать. Одну бы я еще выпилил, но двенадцать штук — уволь, меня жена из дому вытурит. Тут же вырубка, обточка, выпиливание, гнутье, заточка, полировка. Небось, еще и картинку захочешь… Нет, не смогу…

— Я же не задаром прошу исполнить, за плату, разумеется. Скажем, по полтора рубля за штуку.

— По сколь?! По полтора — в магазине покупай! Рубль — ключ из готовой заготовки стоит! Работа тонкая, исключительно по чертежу…

— По три рубля за штуку.

— Нет, не уговаривай.

— По пять, живодер ты этакий!

— Ха! Ты попробуй, купи за пять! Нет, Леонидыч, если ты о цене говоришь, то она остается прежней: одна за одну.

— Помилуй, но она же сегодня стоит денег и немалых!

— Но ты же сам этого хотел, Леонидыч! — воскликнул Степка и напомнил рядовому генералиссимусу пера две публикации в газетах. Надо сказать, первые за всю многолетнюю творческую деятельность, одну за подписью «А. Около-Бричко, старший научный сотрудник», а вторую под совершенно неожиданной — «А. Около-Бричко, многодетная мать». В двух крохотных заметочках-отзывах старший научный сотрудник и многодетная мать требовали повышения цен на водку, и теперь Степка явно вырулил на тропу мести. Сам же, гад, просил, сам и плати!

— Ладно, шкуродер. Но чтоб вилку приятно в руки было взять. Первую сделаешь — покажешь.

— Деньги наперед, — потребовал Степка. — Аванс положен.

— Кем положен? Раньше работу сделай.

— КЗОТом. За одну штуку платить наперед будешь. С тебя красненькая, Леонидыч. И учти: я спешу. Через пятнадцать минут закрывается винный, — Степка постучал толстым ногтем по циферблату наручных часов и поднялся.

— Сделаешь первую — тогда и поговорим. Сегодня тебе хватит. Выпей лучше цейлонского.

— Вообще, нет лучше армянского, понял? Ну хоть пятерку дай, на Чекулаевича!

— Как сделаешь — сразу получишь.

— Эх ты-ы… — в сердцах сказал Степка и опрометью выскочил из квартиры, иначе его график движения мог не совпасть с распорядком работы популярного отдела.

Прихлебывая цейлонский Аэроплан Леонидович размышлял о том, что его судьба — это судьба каждого великого человека, который желает облагодетельствовать все человечество, а оно, человечество, всегда вначале платит черной неблагодарностью и непонимание, потом же, когда спохватится… А оно, человечество, непременно спохватится. Потому как сколько раз спохватывалось, да поздно!

Глава тринадцатая

«3АЯВКА

на изобретение ножевилки, объединяющей в одном предмете нож и вилку, и открытие способа использования ножевилочных изделий при приеме пищи в общественном питании, в питании дома и питании в гостях