Стадион

Шумная, громкоголосая толпа студентов и зрителей двинулась к вешалке. Нина задержалась на трибуне, не желая встречаться ни с кем, но не вытерпела, сошла вниз и сразу же натолкнулась на Валю Волка, стоявшего в коридоре с товарищами. Настроение у него было, как видно, чудесное. Он прыгнул в высоту на сто шестьдесят сантиметров–тг результат не очень высокий во всесоюзном масштабе, но для Волка рекордный. А главное, этот прыжок принес журналистам драгоценное очко. Словом, у Валентина были все основания сиять от счастья.

— А, Нина, ты тоже тут?! — закричал он. — А мы думали, ты заболела.

— Нет, я не заболела, — сухо ответила девушка.

— Болезнь эта называется «зазнайтикум чемпионалис», — послышалось сбоку, и Нина могла поклясться, что произнес это Игорь Скворчик, не участвовавший в соревнованиях, но исполнявший обязанности судьи.

— Она у нас теперь отличница, — послышалось сзади.

Нине стоило большого труда сдержать себя и не обернуться на это ехидное замечание. Сделав вид, что не слышит, она пошла к вешалке, не поднимая глаз. Вокруг оживленно разговаривали, — ей казалось, что говорят только о ней: если раздавался смех–значит смеялись над ней, если молчали — значит думали о ней и осуждали. Ей казалось, что общее внимание сосредоточено на ней одной.

Нина поспешила выйти из манежа. Она боялась, что если задержится еще хоть на минуту, то обязательно снова услышит какое–нибудь язвительное замечание, и тогда произойдет что–то непоправимое.

Трамвай был битком набит студентами и Нина с ужасом увидела совсем близко от себя Русанова. Значит, он тоже был в манеже и, должно быть, все понял. До последней остановки девушка не решалась поднять глаза — так страшно было ей встретить знакомый взгляд.

Март шел над Киевом, дыша влажным тревожным ветром, почерневший снег почти растаял на улицах, и в воздухе уже пахло весной. А Нина ничего этого не замечала, погрузившись в думы о том, какой горькой и запутанной стала ее жизнь.

Дома ее ждало письмо от Илоны Сабо. Она писала на венгерском языке в адрес ВОКСа, там письма переводили и посылали адресату перевод вместе с оригиналами. Ответы шли за рубеж таким же образом, и незнание языка нисколько не мешало корреспондентам.

«Очень хочу повидать тебя, — писала Илона Сабо, — и, может быть, мы встретимся летом на международных студенческих соревнованиях. Мне очень нужно с тобой поговорить, не только у меня, но и у многих моих подруг накопилось немало вопросов, на которые можете ответить только вы, советские девушки. Сейчас мы учимся, работаем, живем, беря пример с вас. Я собираюсь выйти замуж за Шандора Керекеша, ты должна его помнить по Берлину, — такой длинный, черный, бегает восемьсот метров, и мне нужно было бы посоветоваться с тобой о своей будущей жизни…»

Нина дочитала и отложила письмо. Международные студенческие соревнования! Как она мечтала о них! А теперь, когда даже Ирина Гонта показала такое время, никуда ее, вероятно, не возьмут. Что же случилось? Ведь она сейчас бегает не хуже, чем раньше. Да, не хуже… А Ирина Гонта бегает куда лучше, чем в прошлом году, вот где причина. И теперь она как будто боится… Ирины. Да не может быть! С какого времени она стала бояться этой маленькой Гонта?

Нина быстро схватила портфель, открыла его, разыскала тетрадку, максимовский план тренировки. Вот это будет настоящая работа! Она будет работать по этому плану, она все наверстает!

Захотелось сейчас же, не откладывая, проверить себя, попробовать свои силы. Нина сорвалась с места и снова села. Да что с ней такое? Почему такая паника? Сейчас вечер, тишина, на столе горит маленькая лампа, а в соседней комнате сонно дышит Степанида Павловна. Еще будет немало случаев попробовать свои силы, торопиться некуда.

Нина взглянула на письмо Илоны, и мысли ее приняли иное направление. Для далекой подруги она была высоким примером, от нее ждали совета, по ее образцу Илона хотела строить свою будущую жизнь. Но имеет ли право Нина Сокол советовать Илоне Сабо, живет ли она сама так, чтобы являться примером для всех девушек на свете?

Оказывается, что даже ее личная жизнь вовсе не частное дело, если с нес хочет брать пример Илона Сабо. Нина почувствовала новую, до сих пор незнакомую ей ответственность. Как же она должна жить, чтобы встретить Илону и честно ответить ей на вопрос, не кривя душой, а опираясь на опыт своей недолгой, но правильной жизни?

Нина вспомнила о Лене Коршунове. Вот у него, наверное, никогда не возникают такие вопросы, потому что его научили сурово относиться к себе и товарищам, прощать шутки и промахи, но карать презрением малейший намек на измену дружбе. Как он вел себя после разговора с Ниной! Этот тринадцатилетний мальчик все понял, а она не смогла скрыть своих переживаний, чуть не накричала на него.