Стадион

И все же хочется верить в счастье — иначе жить нельзя. Ведь на свете бывает столько неожиданностей. Правда, большей частью они неприятны, но могут же быть и исключения. А вдруг Тибор каким–нибудь образом приедет в Америку? Вдруг она очутится на соревнованиях в Европе? Все это вполне вероятно; нельзя впадать в отчаяние и раскисать, надо взять себя в руки и держаться изо всех сил, хотя где–то в ней шевелилось сомнение: а нужно ли это?

В таком настроении Эрика вышла из дому. Тетка Берта подозрительно спросила, куда она собралась, Эрика ничего не ответила. За последнее время она возненавидела тетку, даже дышать одним воздухом с Бертой Лох было тяжело. Эрике все чудилось, что эта злюка подползет к ней ночью и задушит своими тонкими, отлично наманикюренными пальцами.

Стоило ей взглянуть на теткины руки, как перед глазами тотчас вставала выжженная на руке Тибора надпись. В том, что Эрика уезжает в Америку, есть только одна хорошая сторона, — больше не придется каждый день видеть эту бело–розовую, злую, самовлюбленную уродину!

Грустно было на душе у Эрики. Куда идти, с чем прощаться, она и сама не знала. Просто захотелось побывать в знакомых местах, запомнить их и унести в своем сердце за далекий океан.

Она медленно пошла вдоль Кайзердамм, мимо крохотного кино, мимо школы, где она училась, много раз исхоженным путем к Олимпийскому стадиону. Вот уже высится впереди мощный «функтурм» — радиомачта, или, скорее, башня, установленная у входа на стадион. Сколько раз проходила здесь Эрика? И сосчитать невозможно. Она вошла на стадион, как всегда полюбовалась бесконечными рядами длинных пустых скамеек и поглядела на поле. Вот там она стояла перед первым стартом. Помнится, Эрвин Майер в последнюю минуту что–то говорил ей, давал какие–то советы, но девушка ничего не слышала. Она хотела победить и победила. Может, лучше было бы никогда не выходить на дорожку спортивной славы?

На стадионе было пусто. Вечерняя тренировка спортсменов еще не началась. Эрика немножко посидела внизу, возле самого поля. Длинные ряды скамеек на полукруглых трибунах возносились до самого неба. Девушка представила себе, как шумят и гудят эти сейчас пустые трибуны, когда дается старт финального забега на сто метров… Чудесные минуты — бег под эти одобрительные крики, бег под этот шум толпы… Одобрительные крики зрителей словно подхватывают тебя, вносят на гребень высокой волны и несут, несут до конца соревнования, пока не победишь. Да, на этом стадионе она не раз переживала блаженные минуты. Бывали и поражения, но о них сейчас и вспоминать не хочется. Прощай, Олимпийский стадион, мы с тобой теперь не скоро встретимся!

Девушка опять вышла на людную улицу и в нерешительности остановилась, словно не зная, куда направиться. Впрочем, Эрика обманывала себя. В глубине души она прекрасно знала, куда ей хотелось бы пойти, только не осмеливалась открыто признаться себе в этом.

Ну что же, она имеет полное право гулять в этот свой последний берлинский вечер где угодно, и никто не может запретить ей побывать там, в восточном секторе. И Эрика Штальберг, уже не колеблясь, быстро подошла к станции метро — к черному люку в асфальте, с каменными ступеньками вниз, огороженному невысокой, в половину человеческого роста, решеткой, на которой чернела буква «М».

Она вышла из–под земли уже в Листенберге. Глубоко взволнованная, она вдохнула воздух, после духоты метро показавшийся ей чистым, сладким и пьянящим. Ноги сами собой принесли ее на небольшой стадион, где когда–то она познакомилась с Тибором Сабо. По сравнению с бетонными сооружениями Олимпийского стадиона здешние трибуны выглядели маленькими и жалкими.

Девушка подошла к невысокому, выкрашенному в серый цвет барьеру, отделявшему поле от трибуны, и села на скамью. Вот тут она сидела в тот памятный день, когда к ней впервые подошел Тибор.

«Вы всегда так охотно уступаете свое место?» — сказала она ему, когда он хотел извиниться и уйти. С этого и началось то, что продлится всю жизнь.

Эрика тихо вздохнула и поглядела на поле. Там тренировались две группы легкоатлетов. Поодаль упражнялась группа прыгунов с шестом, на первом плане на черной гаревой дорожке бегуны на короткие дистанции разучивали последний финишный рывок к желанной белой ленточке. Среди них девушка заметила знакомое лицо. Кто это? Ах да, Рихард Баум! Славный парень и отличный спринтер. В последний раз она видела его в маленькой гостиной отеля «Адлон». Тогда с ней был Тибор Сабо.

Мысленно она перенеслась к тому вечеру в отеле, вспомнила хриплые звуки патефона и знакомый мотив танго, почувствовала на своей руке прикосновение руки Тибора.

— Разрешите сесть, — вдруг прозвучал над ее ухом знакомый голос, и девушка вздрогнула, так отчетливо ей вспомнилось, что с этими же словами к ней когда–то подошел Тибор Сабо.

Она подняла глаза и увидела Рихарда Баума, глядевшего на нее с улыбкой и, видимо, обрадованного встречей.

— Добрый вечер, — ответила Эрика. — Пожалуйста, садитесь, свободных мест хватит.