— Денис, звони Герасиму и скажи, что попали в ДТП на Садовом кольце. Долго разбирались в ГИБДД и только сейчас освободились.
— Нет, я звонить не буду.
— Мне что, опять собровцев приглашать?
— Приглашайте кого хотите. В этом случае даже они не помогут. Мне жить пока еще не надоело.
— Хорошо, о Герасиме подробнее поговорим в следующий раз. Сейчас не время.
— Разговора о нем больше не будет. Причину я уже вам назвал.
— Денис, бригадир, не дождавшись ни вас, ни звонка от тебя, может на всякий случай перепрятать заложника?
— Думаю, что нет. Не располагая сведениями, где мы находимся, они не будут рисковать.
— Вот тебе бумага, нарисуй схему расположения цеха и подвала. Дверь, наверное, на замке? Ключи у кого?
— Были у меня, при задержании ваши сотрудники их забрали вместе с другими вещами.
— Территория бывшего завода сейчас охраняется?
— Да. Ее охраняют свои люди.
— Бандиты, что ли?
— Да нет, работники ремонтных мастерских.
— Денис, молись Богу, чтобы Владимиров, до того как мы его освободим, остался жив.
Оперативная машина отдела и джип СОБРа с включенными спецсигналами выехали в адрес. Через тридцать минут подъехали к проходной бывшего завода. Узнав, в чем дело, охранники помогли разыскать нужный корпус. Вход в подвал сборочного цеха, где ранее располагалось бомбоубежище, был закрыт на замок. Один из охранников открыл дверь, и оперативники оказались в сыром холодном помещении. На полу вдоль стены тянулся электрический кабель. Включив свет, они увидели несколько дверей, закрытых на замки. Отыскав дверь, указанную на схеме, Варфоломеев с замиранием сердца открыл ее ключом. В свете, падающем из коридора, их взору представилась жуткая картина. В углу, привязанный цепью к трубе, на грязном матрасе, укрывшись таким же одеялом, без движения лежал человек. В это время все подумали, что опоздали. Тогда Варфоломеев окликнул:
— Евгений Петрович?
Тело не подавало признаков жизни. «Не успели», — промелькнуло у него в голове. Вдруг лежавший человек зашевелился и повернулся к ним лицом. Увидев людей в униформе с автоматами в руках, сразу все понял, и из его глаз брызнули слезы.
— Да, это я, — еле слышно произнес он и попытался встать на ноги, но не смог и остался лежать на полу.
Все его тело в эту минуту стало содрогаться от холода и рыданий. Оперативники сразу же вызвали «Скорую помощь». Через двадцать минут прибыла «Скорая». Осмотрев заложника, врач сказал:
— Еще два, от силы три часа — и он бы умер от переохлаждения организма. В любом случае до утра не дожил бы. Выходит, у тебя, Евгений, сегодня второй день рождения. Так что держись.
Вышло так, что спецназовцы своими не совсем гуманными действиями спасли жизнь человеку.
Активное противодействие следствию, как правило, начинается с момента начала расследования преступной деятельности организаторов сообщества и коррумпированных работников органов государственной власти. Сотрудникам, осуществляющим расследование, должностные лица хозяйствующих структур, чиновники, имеющие отношение к совершаемым преступлениям, начинают создавать всяческие искусственные барьеры. Препятствуют в получении необходимой финансово-хозяйственной документации. Свидетелей увольняют или переводят на другие места работы. По указанию организаторов сообщества участники группировок, оставшиеся на свободе, оказывают давление на свидетелей, прибегая к подкупу, шантажу, угрозам, расправе. Следователей пытаются скомпрометировать, а зачастую дать взятку. С помощью отдельных руководителей правоохранительных органов негативно воздействуют на процесс расследования.
Более половины всех возбужденных уголовных дел на членов организованных формирований, имеющих коррумпированные связи, не доходят до суда. Однако на официальном уровне такое положение преподносится как неправомерное уголовное преследование якобы добросовестных предпринимателей. При этом не упоминается об оказании колоссального противодействия со стороны властных структур на предварительное следствие, что и является истинной причиной, негативно отражающейся на состоянии процесса расследования преступлений.
Достаточно вспомнить «разваленное» уголовное дело в Пресненском суде города Москвы в отношении директора департамента имущественных отношений Минобороны России. За причиненный ущерб государству в особо крупных размерах чиновница не понесла практически никакого наказания. В процессе следствия находилась под домашним арестом в своей шикарной квартире. Даже смешной срок в два с половиной месяца отбывания наказания в колонии-поселении ухитрилась проигнорировать.
По решению суда ей возвращены ранее конфискованные ювелирные изделия (около 800 наименований), картины известных художников XIX века. В том числе 13-комнатная квартира в центре Москвы и другие ценности, нажитых «непосильным трудом». Это, по существу, плевок в сторону правоохранительной системы и в первую очередь во властные структуры государства. Даже если все произошло с их согласия.