— Мы сейчас, как это и положено, прорабатываем все версии случившегося, прошу это понять — версии!!! Выводы будут сделаны прокурором позже. Далее последует решение о возбуждении уголовного дела против тех или иных лиц, совершивших или якобы совершивших это злодеяние, и ещё большой вопрос кто окажется на скамье подсудимых. Сейчас наша задача — найти тех, кто вёл бой с неизвестными на шоссе у Женнеца, найти тех, кто так же дрался с неизвестными в гостинице Огнегорска. Кем бы ни были они, вашими детьми, или, как бы это ни тяжело было говорить, их двойниками, мы обязаны взять их целыми и невредимыми — они ключ ко многим загадкам.
— Ещё несколько вопросов. — Андрей Николаевич уже понял, что Владычица всеми силами старается дипломатично дистанцироваться от прямых ответов, но решил попытаться снова. — Почему людей защищали бойцы РДК, а не спецназ ИСБ? Вообще возникает впечатление, что эволэки были, по сути, брошены властями на произвол судьбы! Они чуть не погибли на Красном Октябре, где вполне могла произойти настоящая бойня с десятками жертв, они дрались со злоумышленниками в разных концах Огнегоркса, освобождали свою попавшую в плен подругу…
Он прочистил горло, беря в узду бушующие эмоции:
— Вполне вероятно, на этом их сражения не кончились, мы просто ещё не всё знаем. А где были правоохранительные органы? Почему наши дети сражались одни? Почему им пришлось обращаться за помощью к ветеранам РДК? Они никому не доверяли — это факт! И в первую очередь Имперской Службе Безопасности!
Из речи, и по тому, как зашумели люди, было ясно, что никто из собравшихся ни в какие «боевые ячейки», созданные старостами и их сподвижниками, не поверил. Императрице пришлось держать ответ на вопрос, который был бы неизбежно задан, но, на который она очень не хотела отвечать. А пришлось.
— Были брошены? Это не так, и я обещаю предоставить очень убедительные доказательства. Но, к сожалению, в данный момент я не могу ответить на ваш вопрос.
Народ снова негодующе загудел, кое-кто уже, махнув рукой, начал расходиться, поняв, что никакого толку с диалога не будет.
— Ладно, — протянул Раткин, раздувая ноздри от злости, но сдержался и тут.
Был уговор: он спрашивает, Владычица отвечает, устраивает ответ, или нет — дело десятое. А уговор дороже денег.
— Как киборгу удалось пробиться через охрану ИБиСа?
Ещё один вопрос, на который нет ответа, но на сей раз Анна Сергеевна могла чистосердечно признаться:
— Это неизвестно. Сейчас исследуется буквально каждый миллиметр пути, который проделала киборг-Ольга, или якобы киборг-Ольга, внутри института. К счастью, она имела совершенно недвусмысленное задание, и закрывала многие переборки за своей спиной, дабы направить ударную волну в нужное русло, так сказать. А поскольку охрана ИБиСа до взрыва её сильно повредила из стрелкового оружия, всевозможных фрагментов её тела, надо думать, будет собрано предостаточно. Эксперты их проанализируют и выдадут заключение, объясняющее, почему такое вообще оказалось возможным, ведь киборг не несла на своем скелете брони.
Раткин захлопнул папку и, тяжело вздохнув, выдавил:
— Спасибо, Ваше Величество, что согласились на встречу. Хоть и не так много мы узнали, как хотелось бы, но мы понимаем, что многое сейчас нельзя сказать, просто чтобы не навредить следствию. Спасибо.
* * *
Элан отходил от наркоза. Тот, кто не прошёл через это испытание может подумать, что это что-то сродни опьянению или «отходнику» от веселящего укола, но это совершенно не так. В стремлении не сгубить хрупкое человеческое тело, медицина выключает массу нервных окончаний, и тело буквально идёт вразнос, не слушаясь приказов своего мозгового центра, а когда тяжёлая операция позади, все они оживают, но в произвольном порядке. Всё зависит от организма, но в любом случае процедура исключительно неприятная.
Лежа в капсуле Лис всё чаще и чаще пытался шевелить рукой и ногами, но все усилия первое время пропадали даром. Только спустя несколько часов после выхода из забытья конечности начали оживать, но каждое движение отдавалось странными ощущениями, будто через мышцы пропускают небольшие разряды — они дрожали, но по-настоящему ещё не слушались.
Первая же удачная попытка повернуть голову влево явила отрадную картину — рука, пусть и чужая, уже была на месте, хоть и забинтованная, точно гусеница, в кокон. Пробовать шевелить ею он и не посмел. Правда, удачная попытка тут же отозвалась головокружением и тошнотой, но чьи-то тёплые руки успокаивающе гладили лицо, и он снова провалился в темноту.
Сколько времени прошло, он не знал, но когда сознание снова вырвалось из спасительного зазеркалья, он понял, что оживает — было больно. Левая рука вся горела огнём, и хотя медкомплекс тут же погасил неприятные ощущения, эволэк понимал, что жгучее, нестерпимое жжение ещё вернётся. Но это только радовало — раз болит, значит, ты не умер!