Рывок, и ткань освобождает жуткий тайник, окутанный тьмой. Никого. С облегчением утирая пот, Сухомлинов сел на край кровати, но уже в следующий миг подскочил, словно ужаленный – по этажу тихим ручейком разливалась песня, пока едва слышная, она словно звала его, будто шептала имя, подчиняя своей воле.
Как загипнотизированный удавом кролик, он прошёл к выходу, толкнул двери, но двух охранников на посту почему-то не было. Данный факт в обычной ситуации вызвал бы вспышку гнева, но мужчина лишь отметил его, и прямо в пижаме двинулся навстречу голосу, что пел пустоте коридора.
В тёплом воздухе кружатся
Эти маленькие феи,
Увлекая лёгким танцем,
Убивают не бледнея.
В этот миг по нервам резанул чей-то вскрик, явно предсмертный, а потом слух уловил характерный звук упавшего безвольного тела. Сухомлинов, в испуге вжавшись в стену, не сводил глаз с приближающегося убийцы.
Рыжее создание, не таясь, двигалось к нему, прямо таки танцевальной походкой.
Их жестокая привычка –
Их холодные объятия.
Разлетаются, как птички,
На ветру смешные платья.
На лестницу вбежали ещё два громилы из охраны, нацеливая пистолеты на незваного гостя, но тренированных бойцов словно подхватила неведомая сила, закружив странной в своей пугающей красоте мелодии.
Ничего не боюсь и не грущу,
Потому что теперь я одна из них,
Потому что, делая, что хочу,
Забываю всё в тот же самый миг.
Словно явившийся из преисподние по его душу демон-лис, Куко закружил ретивых охранников в вихре смертельного танца. Отточенные движения под знакомый ещё по тренировкам на «Лузитании» мотив, безмятежная улыбка, блеск клинка, алая кровь, и два тела сползают на пол.
Обволакивают нежно,
Как воздушные потоки,
Их невинные насмешки,
Их коварные упреки.
Его усмешка, полная презрения, упрёк за содеянное зло и запоздалый страх дельца перед наказанием – всё вместили бездонные голубые глаза.
Сухомлинов попятился, словно несколько суетливых шагов, пропитанных страхом, могли отдалить его на безопасное расстояние от приближающейся смерти. А пришедший за его головой Лис снова сцапал своей волей ещё пару охранников, выскочивших из боковой комнаты. Миг, и ещё два тела сползают на ковёр, оставляя на стенах кровавые разводы.
Гибнут робкие попытки,
Звезды падают в колючки.
Как жестоко любопытны
Эти маленькие ручки!
Кицунэ вцепился в свою жертву, и уже закружился вместе с ошалелым, потерявшим от ужаса способность к сопротивлению, Сухомлиновым. Они двигались столь слаженно и быстро, что ветер от их танца гасил свечи, и дымные струйки умерших фитилей тянулись следом за жуткой песней.
Ничего не боюсь и не грущу,
Потому что теперь я одна из них,
Потому что, делая, что хочу,
Забываю все в тот же самый миг.
Делец краешком сознания понял, что скольжение по лезвию ножа, которым и была вся его жизнь, закончилось. Впервые он нарвался на зверя более страшного, чем он сам.
Наша жизнь – игра без правил,
Раз не гибель – значит песня,
Чем безумней – тем забавней,
Чем больней – тем интересней.
Сколько он упивался этим непередаваемым чувством игры с фортуной, законом, чужими судьбами! И теперь, словно смотря на собственное отражение в зеркале, он видел в голубых озёрах тоже безумие и наслаждение, видел самого себя.
Что ты скажешь рыжей ведьме,
Жертва ты или убийца?
Может, этот миг последний?
Все забудь! Давай кружиться!
Последний головокружительный поворот вокруг оси вывел их на порог комнаты, двери которой так и остались распахнутыми. Последняя улыбка от страшного создания, в которой было, пожалуй, больше сожаления, чем злобы и жажды чужой смерти. Отточенное лезвие резануло податливую плоть, и Сухомлинов рухнул на колени, хватаясь за перерезанное горло. Но тех считанных мгновений, что подарило его сознанию цепляющееся за жизнь тело, хватило, чтобы досмотреть неподражаемое в своём первозданном ужасе, выступление демона.
Ничего не боюсь и не грущу,
Потому что теперь я одна из них,
Потому что, делая, что хочу,
Забываю всё в тот же самый миг.
Лис с лёгкостью продолжил движение клинком, разбрызгав по комнате чёрную в притушенном освещении кровь, и, толкнув створки двери, той же танцевальной походкой под замирающие аккорды вышел на просторный балкон. Ещё миг, и кицунэ без страха вскочил на перила, и рухнул вниз…
– Аааааа!!!
От собственного крика Сухомлинов подскочил на кровати. В тот же миг испуг достиг новой вершины – дверь чуть ли не слетела с петель, а ударивший из коридора прямо в глаза свет не позволил спросонья понять, кто же вломился в опочивальню, охрана, или убийцы? Да и не задавало таких вопросов насмерть перепуганное страшным сном человеческое сознание.
Ему в лицо что-то кричали, трясли за плечи, но Василий Алексеевич только с шумом тянул воздух, да понемногу просветлялся взгляд, узнавая знакомые лица встревоженных телохранителей.
– Я в порядке…