Стаи. Книга 2. Новая Волна

Но твои друзья на соседних койках, такие же беспомощные и жалкие, как и ты сама. Они не могут даже уснуть, будучи не в силах забыть удивительный Мир, что подарил Океанес, и так же мнут скрюченными пальцами простыни и одеяла, глотая рвущиеся слёзы. Только Саша не плачет. Он мужчина, ему нельзя…

Куко присел у изголовья Савиной, рука в белоснежной перчатке мягчайшим полотенцем огладила лицо, смахивая уже бегущие ручьём слёзы.

– Всегда так тяжело, – голос наставника едва слышен, пропитан неподдельным сочувствием.

Света сжалась в комок, будучи уже не в силах сдерживать рыдания.

– Я сам тоже потерял себя, ведь каждое погружение в уплату забирало часть моей души. Но, странное создание, что сидит сейчас рядом с тобой, слепив из остатков человеческого Я новый разум, а из обрывков чужих и своих одновременно судеб новый кокон души, уже не имеющее ничего общего с человеком, сумело примириться с новым обликом, и новым внутренним бытием.

В палате были слышны только резкие шмыганья носами: дети слушали своего наставника, как могли, сдерживали эмоции, а кицунэ всё говорил, так же мягко и тепло, стараясь хоть немного унять огонь ноющих ран:

– Я находил в себе силы принять всё, как есть, и жить дальше – этого судьба каждого эволэка, и другой дорожки просто нет. Нет никаких развилок, нет спасительных поворотов, позволяющих уйти с этого пути, на пыльной обочине которого навсегда где-то далеко за спиной остаются частички тебя самого. Их не собрать – то, что разбилось, уже не склеить, можно только сжать зубы, и терпеть.

Он поднялся, и прошёлся к койке Медведевой – Настя, с исказившимся в гримасе лицом, залитая слезами, не сводила взгляд с Куко.

– Совсем скоро нечто, что вы принесли с собой из зазеркалья, перестанет острыми лезвиями рвать душу. Вы, как металл в печи, превратитесь в раскалённую массу, из которой сами же выкуете себя снова. Так будет.

Он склонился над несчастной девушкой, уже сотрясающейся в судорожных, но почти беззвучных рыданиях, и нежно поцеловал разгорячённый лоб:

– Ты вернулась из этой реки, обновлённым другим существом.

Но тут, девушку уже прорвало:

– Я не могу… я не челов… – слова, и обрывки слов, перемежались с всхлипываниями, – …где мой хвост?.. Ведь он точно был…

Рука тянется к лёгшему на одеяло хвосту кицунэ, гладит мягкую шёрстку, а Куко, тепло улыбаясь, пообещал:

– Если хочешь, сделаем тебе симпатичный хвостик. Только в следующий раз, хорошо? Ты ещё встретишься с ней снова, со своей плутовкой-сестричкой. Она никуда не ушла, она всегда будет рядом, ибо она – это ты. Вы снова встретитесь, ты подарила ей бесценное – частичку себя, и она в следующий раз возблагодарит тебя за эту щедрость. Вот увидишь.

Настя, немного успокоившись, закивала, и отпустила рыжий стяг, снова натянув на себя одеяло – нервная встряска окончательно вымотала измождённое тело, и девушка уже проваливалась в сон. Первый нормальный сон за много недель…

Дети, наконец, уснули, будучи больше не в силах терпеть муки плоти и разума, и кураторы могли бы тоже немного отдохнуть. Но, ожидался прилёт высоких гостей, и стоило привести себя в порядок, так что, оставив своих подопечных под присмотром врачей, отправились в душевые, смывать с себя пот и усталость.

В «лучших» традициях своего ремесла, кураторы по многу дней не заходили в санузел дольше, чем на несколько минут. Это было тем более неизбежно, если учесть их загруженность – эволэков было вдвое больше, чем «нянек», как часто в шутку детвора называла своих благодетелей, и пришлось время, отводимое на себя любимых, урезать даже больше обычного. И теперь, срывая с себя пропитанные трудовым потом одежды, четверо друзей сумели по достоинству оценить степень запущенности вопроса собственной гигиены.

– Фу! Какой ужас! – Шакко, оставшись в чём мать родила, с отвращением принюхалась к собственным штанам.

Куко с подобной оценкой был вполне согласен, хотя собственное бельё отдавало не менее сильно – в череде тяжёлых дежурств и короткого, тревожного сна на крошечном кораблике было не до высоких материй. К счастью, сейчас «Днепр» стоял в доке орбитальной станции, повисшей высоко над поверхностью Лапреосф, и можно было сходить в нормальный санузел: постирать одежду, вымыться, понежиться в небольшом бассейне с горячей водой. Жизнь прекрасна!

Лис, словно играя с кем-то наперегонки, снимал с себя всю одежду, не особо обращая внимание на присутствие двух взрослых и очень привлекательных женщин. Те так же не комплексовались, тем более киборгу подобное чувство и не ведомо, и уже вошли в кабинки, зашумела вода, пар поплыл молочной пеленой к белоснежному потолку, заиграли на кафеле ручейки, то чистые, то несущие маленькие айсберги смытой с тел мыльной пены.

– У нас мало времени, – напомнила Хельга, – «Двина» уже скоро пойдёт на стыковку.