Стая

— Зачем ему это? Если бы он хотел, давно бы всех нас повязал. Думаешь, что не за что? Нашёл бы. И потом, скажу вам конкретно. Я с ним базарил почти два часа. После этого у меня сложилось мнение, что мы по сравнению с ним — ангелы. Не тех людей честные граждане называют бандитами.

— Обоснуй, — снова встрял Хирург.

— Какие тебе нужны обоснования? Сам не видишь? Как он вышел на стрелка? Думаешь, это легко? Мы бы тоже вышли, но сколько на это времени бы ушло! Значит, следак знал стрелка, других объяснений нет. Почему он хочет от него избавиться, а не расколоть в своих подвалах и посадить? Ответ простой: снайпер на суде может следаку так напакостить, что тот перестанет быть следаком. Откуда Одинцову известно, когда и в кого будет стрелять снайпер в этот раз? Об этом узнать невозможно, если сам не укажешь стрелку мишень. Вот и делайте выводы, кто такой этот Одинцов. Он, между прочим, поставлен, чтобы охранять закон, а не нарушать его. Нарушать его можем мы, за что и ходим по проволоке всю жизнь. Но это наша судьба, если хочешь, образ жизни, мы никакому государству ничего не обещали и заработную плату от него не получаем. Усёк разницу, Хирург? А ты всё про понятия, разуй свои глаза. Какие понятия, если менты у нас все хлебные места позабирали. У них свои понятия, не имеющие с Уголовным Кодексом ничего общего. А мы, как честные жулики, должны продолжать жить по понятиям? При таких раскладах эти, волчары позорные, сожрут нас и не заметят. Потому что нет у них никаких понятий, и закон им не писан.

Длинная и не совсем логичная речь Дадона произвела на бригадиров сильное впечатление.

— Ну, и кто больше бандит? Мы или он? — спросил у них Дадон.

Все промолчали в знак согласия.

— Ответь мне, Хирург. Разве не было таких случаев, когда мы слюнявили в ментовку, там деньги брали, а что обещали, не делали? Было?

— Было, — подтвердил за Хирурга Герыч.

— А у нас, если мы получаем с коммерсанта, возможно такое?

— Нет.

— Мы не «кидалы». Мы всегда делаем то, что обещали. Или не обещаем, — Дадон посмотрел на Шалого, который весь съёжился. — Вон, посмотрите на пацана, у которого вся рожа в шрамах. Это Шалого пацан. Он до последнего отбивал своего коммерсанта от заезжих гастролёров, сам пострадал, но отбился. Мы слово держим. А стрелок — это не коммерсант. Он ничей. Он, как палач. Он может и на ментов сработать, а может и на братву. Закажут ему любого из нас, думаешь, он вспомнит о понятиях? Нет, не вспомнит, а просто, нажмёт курок и получит свои бабки. Поэтому, пацаны, мы со стрелком понятий не нарушим, наших понятий.

Теперь все поняли, к чему были все эти пламенные речи Дадона. Он под предстоящие действия подводил определённую теоретическую базу. Настраивал своих подопечных, чтобы у тех не возникло и тени сомнения.

— Ладно, всё понятно, — сказал Шалый, которому очень не хотелось еще раз ехать на дачу к одному из своих бойцов.

— Раз понятно, гуляем, — Дадон велел официанту принести водки и закуски, — но без усердия. Следак может сообщить данные по стрелку в любую минуту. Вы мне трезвые понадобитесь.

ГЛАВА 34

В советские времена не было сомнений относительно причин, почему один общественный строй сменяется другим. И любой гражданин, получивший от государства высшее образование, получал и толковое обоснование классовой теории, а также диалектики развития производственных отношений и производительных сил. Но во всем остальном мире существовала другая теория смены общественно экономических формаций. Во всем мире считалось, что и общественную жизнь, и экономику любого государства двигают по пути прогресса элиты. Это небольшие группы людей, которые и определяют, как должно развиваться конкретное общество. Но, чтобы причислить себя к элите, чтобы задавать вектор развития обществу, нужно было себя в этом обществе проявить, чего-то важного, общественно значимого достичь. И только тогда, общество будет тебе доверять, пойдет за твоими идеями.