Пока Мухомор прокачивал варианты, приключилась новая неприятность: первое дезертирство из «Салюта». Один из бойцов просто-напросто не вернулся из внешнего охранения.
3
Боли он не чувствовал, но багровый туман перед глазами стал гуще, и из него прозвучал ласковый женский голос: «Алеша, Алешенька…»
Руслана много лет никто не называл так…
«Мама…» — прошептал он, а может быть, лишь попытался прошептать, и не услышал сам себя…
— Алешенька, — голос стал громче, и в багровом тумане появилось нечто вещественное, осязаемое — ладонь, опустившаяся на лоб Руслана.
Он понял, что еще жив. И открыл глаза.
Темнота… Все та же хибарка, все та же кровать с продавленной железной сеткой… И, конечно, никакой агонизирующей мохнатой туши рядом… Рядом была Наташа — сидела на краю кровати. Наклонилась низко-низко, длинные волосы щекотали Руслану лицо.
— Кошмар приснился? — тихо спросила она. — Ты так стонал…
— Дьявол приходил… — ответил Руслан так же тихо. — Дьявол-искуситель…
Затем он понял, что его рука под ватником, и пальцы стискивают рубчатую рукоять… «Ладно хоть пальбу во сне не устроил, лунатик, — подумал Руслан, отпустив оружие. — Однако ж надо такому присниться…»
— Откуда ты знаешь моё имя? — спросил он, окончательно проснувшись.
Она ответила не сразу, и Руслан подумал, что ее волосы пахнут земляникой, очень вкусно пахнут, в касеевском магазине никаких шампуней не оказалось, лишь земляничное мыло…
— Ты дал мне письмо, — сказала Наташа. — Письмо к твоей маме… Я не читала, я только посмотрела подпись…
Руслан ничего не ответил.
Он хорошо умел вести допросы, и умел доходчиво инструктировать подчиненных, и умел коротко, но исчерпывающе докладывать начальству… Однако в такой вот ситуации сказать девушке, чтобы она не уходила, — не умел… Не доводилось как-то. Раньше, с другими женщинами, было проще… С ними не приходилось идти по лезвию ножа, по тонкой грани, отделяющей жизнь от смерти. И не слышалось из-за тонкой фанерной перегородки, как дышит за стеной
Руслан ничего не сказал. Но, кажется, Наташа поняла всё сама… Наклонилась еще ниже, земляничный запах кружил голову… А потом губы нашли губы, и слова стали уже не нужны.
Они так ничего и не сказали друг другу: и в коротких перерывах между торопливыми, страстными поцелуями, и чуть позже, когда пальцы столь же торопливо расстегивали одежду, и потом, когда старая железная кровать бешено скрипела всеми своими сочленениями и грозила развалиться на куски…
Лишь когда все закончилось, Наташа попыталась как-то объясниться. Зашептала:
— Я… я думала, что нас убьют… очень скоро… а мы… мы так и не успели…
Руслан провел рукой по пахнущим земляникой волосам, а потом закрыл ее губы поцелуем — нежным, долгим, совсем не похожим на недавние, такие торопливые и яростные…
Не надо ничего говорить. Ни к чему… Эта ночь стала моментом истины, и Руслан понял всё — пусть понимание и отразилось в кривом зеркале подсознания в виде кошмарного сна… Шансов выжить действительно нет, по крайней мере у него. Эскулап и в самом деле был смертельно болен, ничем иным его срыв с резьбы не объяснить. Был болен и умер, иначе давно бы угодил в силки не тех, так других охотников. Или же, если сон оказался-таки пророческим (вероятность ничтожна, но вдруг?), — живет сейчас в облике косматой бестии, наверняка не сохранившей человеческий разум. И ничем и никому не поможет…
Шансов выжить нет. Остается одно — умереть человеком.
И сделать так, чтобы выжила Наташа.
Глава седьмая
Чем грозят прогулки в окрестностях режимных объектов
А если придумаю еще что-нибудь хуже этого, то и хуже сделаю; раз мне все равно пропадать, то пускай уж не даром.
1
У разорившейся семь лет назад швейной фабрики, как выяснил Граев, некогда имелись две базы отдыха.
На одной из них, расположенной в живописном месте Карельского перешейка, на берегу Щучьего озера, в советские времена отдыхали с семьями в основном «белые воротнички» — начальники цехов и их заместители, сотрудницы бухгалтерии и прочих отделов, расположенных неподалеку от начальственных кабинетов…
Вторая база располагалась в местах не столь живописных: лес отнюдь не мачтовый сосновый, — смешанный, местами заболоченный; до ближайшего водоема, интересного в видах рыбалки или купания, несколько километров… Да и прочих ландшафтных красот не густо.
И, понятное дело, здесь отдыхали и поправляли здоровье рядовые пролетарии. Вернее, учитывая профиль производства, — пролетарки, большей частью незамужние лимитчицы. Что автоматически делало базу отдыха центром притяжения юношей и молодых мужчин всего Тосненского района, особенно в дни, когда устраивались вечерние танцы. Случались на тех танцах самые разные эксцессы, заставлявшие сотрудников окрестных отделов милиции недовольно хмуриться при одном лишь упоминании швейной фабрики и ее работниц…
Семь лет назад милиционеры повеселели, а местная молодежь, напротив, загрустила, — фабрика разорилась, имущество ее пошло с молотка, и танцульки навеки прикрылись.