– Да, Юрий Петрович! – взвился депутат. – Да, мне виднее! Я на своем месте повидал немало, смею вас уверить. Очень немало, – он погрозил в пространство жирным пальцем. – И будьте уверены, Юрий Петрович, не встретил еще человека, который не назвал бы точную сумму, за которую его можно было бы купить. Точную, Юрий Петрович! Разумеется, в случае торгов цены будут завышены, чтобы потом сбавить на треть и ударить по рукам. У каждого есть свой прейскурант. Каждый вам назовет цену за мелкую пакость, за клевету, за лжесвидетельство, за кражу. Даже за убийство.
Гордеев посмотрел на депутата. Кобрин ответно метнул злобный взгляд из-под нахмуренных бровей. Его мясистый, зарозовевший лоб покрыла испарина, на крыльях носа обозначились капли пота.
– Да, убийство, – перевел дыхание Кобрин.
– Как странно, – сказал Гордеев, – как раз сегодня я сказал, что такими вещами не занимаюсь.
– Не верю, Юрий Петрович. Хотя и не хочу вас обижать – скажу: не верю.
Гордеев с унынием наблюдал этого перепуганного и исходящего желчью человека. Как все-таки значимо простое, мещанское спокойствие, простое благополучие. Еще недавно этот большой, самоуверенный человек, видимо, искренне считал, что он является опорой государственности, морали, а теперь злобно выкрикивал аморальные лозунги и призывал мироздание в свидетели своей правоты. Гордееву захотелось свернуть этот разговор, и он просто сказал:
– О чем я могу с ними договариваться?
Кобрин отдышался.
– Для того чтобы вернуть доброе имя, я готов поступиться многим. У меня достаточно средств, чтобы восстановить справедливость – во всяком случае, в частном вопросе. Я попросил бы вас прояснить конъюнктуру. Я любезно прошу вас немедленно – немедленно, Юрий Петрович, – отправиться в редакцию. Дело не терпит отлагательства. Если они заводят разговор о суде, значит, они ждут суда. Они хотят дешевой сенсации, раздавив меня. Не выйдет! – опять грозно и со страхом в то же время потряс он пальцем. – Я уже сказал, Юрий Петрович, что для своего имени я не жалею денег. Можете торговаться в пределах ста тысяч. Долларов.
Их глаза встретились.
«Откуда у вас такие деньги?» – спрашивал взгляд Гордеева.
«Вам должно быть известно только то, что они у меня есть», – отвечали ему кобринские глаза.
– Я торговаться не буду, – с достоинством сказал Гордеев. – Я только узнаю, возможен ли такой вариант разрешения конфликта. Если возможен только такой вариант – мне придется с вами раскланяться, Аркадий Самойлович. Этим могут заняться люди и с меньшей квалификацией. Но во всяком случае, я позвоню вам немедленно, как только получу ответ.
– Чистоплюй, – прошипел Кобрин, когда за Гордеевым закрылась дверь.
Глава 42. МИГРАНТЫ.
– …Хрюша, Степашка, Каркуша, Чебурашка, Гена, Карлсон, Лейла, Фатима, Зухра, Хафиза, Зульфия, Фарида, Зарина, Гюльчатай… Гюльчатай! Где Гюльчатай?!
Гюльчатай в строю опять не было. Сынок выругался про себя и пошел искать этого косоглазого придурка. Исмаил построил остальных и приказал грузиться в вагон.
Гюльчатай сидел в кустах неподалеку и с неподдельным интересом рассматривал молодого воробушка, только что вылетевшего из гнезда. Воробушек с не меньшим интересом рассматривал круглую желтую физиономию Гюльчатая.
– Ты чего тут делаешь?! – Сынок толкнул парня в спину, отчего тот чуть не упал. Воробушек испугался и перепорхнул на ближайшее дерево.
– Я руськи не понимай, извинэт, больси не будай, Гульсатай тут, – залепетал мальчишка, вскочив на ноги.
– А я по-вашему не понимай! – ругнулся Сынок. – Марш в вагон. У себя, блин, всех воробьев поели, теперь на наших насмотреться не могут.
Запрыгнув в вагон последним, уже когда состав лязгнул стыками, Сынок закрыл тяжелую деревянную дверь. Состав начал набирать ход.
– Ну что, накатим? – Исмаил достал из сумки флягу со спиртом и кружку.
– Попозже. – Сынок залез на штабель ящиков под самый потолок, к окошку. – Как только границу переедем.
– Ну как знаешь, – пожал плечами Исмаил и сунул флягу обратно. – Эй, желтопузые, сплясали бы хоть, что ли.
Желтопузыми были вьетнамцы. Или кампучийцы, кто их разберет. Кажется, там были и те и другие. Но и те и другие были незаконными эмигрантами. Правдами и неправдами они пересекали несколько границ, на товарных поездах, на баржах с углем, на электричках, на попутках, просто пешком добирались до Москвы, чтоб оттуда через Украину, через Белоруссию, через Польшу попасть в Западную Европу, чтобы там, вдали от голодной родины, найти хоть какую-нибудь работу, которая сможет прокормить их и их многочисленные семейства, оставшиеся дома.