Стая Тамерлана

Тамерлан был не просто вожаком стаи, он был собачьим богом. Великим и всемогущим. Бога любили, как и следует, до самоотвержения. Достаточно ему было издать нечленораздельный звук, похожий на карканье, и его паства мчалась в свои вольеры. Когда кто-то задирался, свара прекращалась от одного только визгливого вскрика. Тамерлан никогда не бил собак и не наказывал каким-либо другим понятным человеку способом, однако власть его была безгранична. При всем при том, говорить о таком понятии как гуманность, характеризуя Крысенка, было безосновательно. Он был чужд ей: не приглянувшихся щенков хромец убивал на глазах сучки, раскраивая им черепа о камень, и бросал тушки в вольеры кобелей. Достигших восьми-девятилетнего возраста собак Тамерлан либо отдавал на растерзание более молодым конкурентам, либо собственноручно перерезал им горло. И никто из свирепых его воспитанников никогда не помышлял укусить тонкую руку, лишающую жизни детеныша или занесшую над его головой смертельный клинок.

В дикой природе хищники одного вида редко дерутся до смерти. Их взаимная агрессивность про-является в случаях конкуренции за расположение самки, главенство в стае, при территориальных спо-рах, защите детенышей или борьбе за добычу. Побежденному обычно позволяют унести ноги. Если смотреть под определенным, может быть, и предвзятым углом зрения, такое поведение дает основание заподозрить в сообществах животных зарождение примитивных соревнований. То есть, такого сложного социального явления, как спорт. А что — есть дух состязательности и есть приз, а часто и зрители присутствуют. Болеют. Чем не чемпионат? Спорт не война, он не подразумевает уничтожения соперника. И в том, что побежденный остается жить, содержится глубокая мудрость — если сильный вдруг погибнет, ему на смену придет изгнанный ранее слабый, и стая, род, вид не вымрет. Собачьи бои также проходили до победы. Интерес бойца не распространялся дальше стремления доказать свое физическое превосходство, а вместе с ним продемонстрировать, что он достоин лучшего места под солнцем. Загрызать поверженного соперника редкому псу приходило в голову, ну разве что очень азартным, не умеющим вовремя остановиться, или крайне жестоким экземплярам. Человеку же всегда хочется большего. Не являясь исключением, а напротив, будучи самым ортодоксальным проявлением этого правила, Якубов потребовал от своего псаря, чтобы его собаки непременно добивались смертельных исходов. Нервы хозяина становились толще, их уже не щекотали простые драки. Ему хотелось видеть агональные движения, закатывающиеся глаза, слышать предсмертные хрипы. Вот это — кайф!

Под новые веяния надо было перестраивать весь учебный процесс. И Тамерлан вновь проявил свою незаурядность. Ему понадобилось много дворняг. На следующий день сабаколовка из Ташкента привезла целое стадо визжащих, огрызающихся и подвывающих от страха старожилов городских рынков и подворотен. Всех их разместили в двух клетках. Хромец выволок первую дворнягу, которая ему попалась. За несколько минут, потребовавшихся для перехода к вольеру одного из кобелей, она успела без памяти влюбиться в нового человека. Эта была первая настоящая любовь в ее жизни и одновременно последняя. Так он распределил пять собачек. Четыре дня Тамерлан не заглядывал к своим одаренным таким образом воспитанникам. Эксперимент завершился успехом — к утру пятого дня на деревянных полах от гостей остались только клоки грязной шерсти. Для полного изменения у своих питомцев заложенной эволюцией предусмотрительной заботы о продолжении рода Тамерлану понадобилось два транспорта с уличными шавками. Подрастающая смена в виде щенков разных возрастов с бойким любопытством наблюдала за гостеприимными манерами опытных родственников. Об этом тренер не преминул позаботиться тоже.

Теперь принадлежащие Якубову собаки смотрели на соперников по-другому. Забава перестала быть спортом, она превратилась в битву не на жизнь, а на смерть. Обычно противники догадывались об этом в самый последний для них момент. Желающих выставлять собак против якубовских выкормышей поубавилось. Остались лишь наиболее азартные, ничего не жалеющие отдать за наслаждение, доставляемое кровавым зрелищем. Своего рода наркоманы. Теперь суммы вокруг собачьих боев крутились астрономические. Запросто можно было продуть дефицитные «Жигули» или престижный автомобиль «Волга», а то и с домом расстаться.

* * *

Забава, превращающаяся в серьезное, основательное дело, можно сказать, в индустрию удовольствий, нередко выделяет людей с нестандартным мышлением. Таким оказался один из друзей-соперников Якубова, потерявший на боях целое состояние, отчего он, тем не менее, ничуть не обеднял. Приятель предложил Салиму Раджабовичу необычное пари.

— Собачек ты своих продать не хочешь, — подкатился он. — Ладно, не продавай. А как насчет волков. Настоящих, а?

— Что насчет волков? — сразу не понял Якубов.

— Ну, с волками их стравить. Или побоишься?

— Нет, они же и так волкодавы.

— Волкодавы-молкодавы. Это когда трое на одного.

— А ты найдешь?

— Конечно.