Сари не бросилась сразу в лобовую атаку, она понюхала капли свежей крови на траве, облизнулась, села и начала чесаться. Создавалось впечатление, что обычная дворняга занимается нехитрым туалетом где-нибудь у завалинки в деревне. Зрители недовольно засвистели и заулюлюкали. Оправдывая репутацию опытной актрисы, сука, не обращая внимания на реакцию людей, изогнулась и принялась что-то выкусывать из густой шерсти на задней лапе. При этом она совсем не обращала внимания на застывшего перед ней человека.
— Эй, урод, чем ты ее опоил?
— Фас, фас!
— Возьми его!
— Ату!
— Да взгрей ты ее, ублюдок! — разразились негодованием трибуны.
Но стоило Косте переступить с ноги на ногу, как собака тут же вскочила и медленно пошла к нему. Когда она достаточно приблизилась, Гридин нанес быстрый удар ногой. Редкий боец успел бы на него среагировать. «Несмотря ни на что, брат в форме», — обрадовался Ленька, у него затеплилась надежда. Но Сари отпрянула назад легко, как будто данный эпизод был многократно отрепетирован ими, и удар прошел мимо. Взрыва не последовало и на сей раз — собака опять неторопливо двинулась вперед. И снова она без труда увернулась от ноги. В третий раз, словно упрекая партнера за однообразие приемов, Сари схватила носок зубами и дернула на себя. Костя поскользнулся на траве, упал на спину. Он попытался достать собаку другой ногой. Попал. «Как у нас с Митяем», — вспомнил Ленька свою последнюю драку.
Сари и в этот раз не стала форсировать событий. Получив по голове, она молча выпустила из зубов стопу, отошла назад и села, позволяя неприятелю подняться. Вообще за все время боя Сари не произнесла ни звука. Костя встал. Несмотря на краткость поединка, он тяжело дышал, на правую ногу опирался неуверенно; стало заметно, что он уже измотан, очевидно, сказывались побои, нанесенные ему ночью.
И тут сука без подготовки и заметных мускульных усилий взмыла в воздух и обрушила свою ускоренную полетом немалую массу на грудь человека. Два тела покатились по мокрой от дождя и крови траве. Гридин инстинктивно прикрыл горло подбородком, и клыки вонзились ему в лицо. Он оторвал от себя собаку и отшвырнул ее. Но Сари не дала человеку подняться, она снова кинулась вперед, пастью поймала летящий в нее кулак и стала грызть руку. Костя закричал что-то нечеловеческое, замолотил другой рукой, обрушивая на измазанную кровью морду град ударов, попытался зажать шею собаки между ног.
И добился только одного — Сари отпустила его, вывернулась из захвата, отскочила, в очередной раз села и начала облизываться. Как будто все, чем они до этого занимались, была всего лишь игра, а не битва за жизнь, и самое главное условие в этой игре — соблюдение опрятного вида.
С огромным трудом Гридин, опираясь спиной о сетку, поднялся. Его лицо было красной маской с белыми вкраплениями обнажившихся костей и единственным глазом, раздробленная кисть руки — месивом, которое он прижимал к груди.
Ленька, не помня себя, рванулся к брату. Его повалили на землю и вывернули руки.
— Давай его на цепь посадим, чтоб не дергался, — предложил один из охранников.
— Как это?
— А вот, у него на руке болтается.
Они сняли цепочку, обернутую в три раза вокруг левого запястья Гридина, оставили лишь один тур, а в образовавшуюся петлю вдели ножку стула. На стул тут же уселся охранник. Ленька был вынужден опуститься на корточки. На затылок давила тяжелая рука второго парня.
— Держись, Грид. Мы с тобой должны выжить. Обязаны! — услышал он глухой, словно из бочки, голос Махонина.
Сари смотрела на противника изучающе, примерно так взыскательный ваятель оценивает свое не очень удачное творение, и не двигалась. Можно было подумать, что собака дает полураздавленному человеку какой-то шанс.
Это была та пауза, что отличает таланты от бездарей, нет, она есть водораздел между талантливостью и гениальностью. Люди за сеткой ждали продолжения спектакля с нарастающим напряжением, в буквальном смысле затаив дыхание. Висела абсолютная тишина, при желании можно было бы расслышать столкновение дождевых капель в воздухе.
Пауза завершилась как раз тогда, когда ее и следовало закончить. Сари кинулась в атаку, но была отброшена. Ничуть не стушевавшись, она совершила ряд наскоков на прижавшегося к сетке Костю, всякий раз серьезно раня его. Человек отбивался все менее успешно, в его движениях сквозила обреченность. Вскоре он лишился последних сил, и, скользя по влажному металлу спиной, медленно сполз вниз. И тогда, дождавшаяся нужного момента коричневая молния, словно в апофеозе драматического спектакля, рассекла воздух и впилась в незащищенное горло.
Крепко удерживаемый Ленька зарыдал от собственного бессилия.
— Браво! Брависсимо! — закричал Портнов и повернулся к Заседину. — Супер, Аркадий Николаевич, это просто супер, она одна стоит всех ваших дворняжек!
— Стоит, ей Богу, стоит! Прима! — не менее восторженно откликнулся Заседин.
— А что я говорил? Что я говорил? Это просто балерина! Балерина самого большого театра! Как она его, а, уважаемый? Красиво, а! Фу, и нет, — дунул Джафар на пальцы, будто сдувая пылинку.