Сутки Юрия Мызина в Ташкенте были расписаны по минутам. Днем он в составе российской делегации обсуждал вопросы межгосударственного сотрудничества. Вечерами приватно обсуждал иные темы.
Поскольку данная сторона многогранной деятельности шефа Мызину до сих пор была незнакома, на этих людей он вышел примерно так, как это делают в шпионских фильмах. Нашел дом с заранее известным ему адресом и бросил в почтовый ящик оговоренной квартиры незаполненный конверт с пустым листком внутри. Обратно двинулся пешком. И все время чувствовал на затылке чей-то взгляд, но не оборачивался. Во время ужина тот же конверт лежал под его тарелкой. В комнате Юрий вскрыл его. На листке обозначались место, время и номер машины. Через два часа Мызина подобрали, повозили по городу, не раз проезжая по одним и тем же местам, и высадили на каком-то перекрестке. Это был район частных домов. Мимо прошел человек в халате и тюбетейке.
— Идите за мной. Пятый дом по левой стороне, — не останавливаясь, сказал он.
Незнакомец прошел мимо указанного им дома, а Юрий постучался в большие ворота. Его усадили в беседке, увитой виноградными лозами, предложили чаю. По окончании чаепития его пиалу забрали и несколько минут занимали разговорами на свободные темы. Затем собеседника сменил другой мужчина, без всяких предисловий заявивший:
— Овца под одной шкурой…
— … десять раз худеет и столько же раз жиреет, — без запинки подхватил Мызин.
— Поехали, нас ждут.
На этот раз машина не петляла, она выехала за город и попала в район фешенебельных строений. Кому принадлежит огромный каменный домина, похожий на сказочный замок эпохи Алладина, московский гость интересоваться не стал.
Осень, действительно, выдалась на редкость душной. Ни ветерка. Десятком раздраженных кобр вокруг шипели, пережевывая воздух, напольные вентиляторы. Клубился паром зеленый чай. Беседы в чьей-то шикарной резиденции носили доверительный характер, что подчеркивалось местом их проведения — огромным по площади северным балконом особняка, увитым лозой, и легкой непротокольной формой одежды. Стремясь успеть обсудить все детали, засиживались порой далеко за полночь. Интересы этих бесед не имели никакого касательства к официальным переговорам. Они были значительно важнее и результативнее.
На третий день Мызин, как человек проверенный и личный посланник Аркадия Николаевича За-седина, удостоился разговора с Салимом Якубовым. Оба не без удовольствия, хоть и с легким оттенком иронии, называли предмет соглашения «проектом века». «Проект века» сулил небывалую выгоду всем заинтересованным сторонам и требовал доскональной и тщательной проработки. Необходимо было согласовать все: и контроль качества, и оформление документации, и способы доставки, и сохранность в пути, взаимные гарантии и формы оплаты. И многое, многое другое. Пять дней пролетели, как пять часов.
Во время церемонии официальных проводов член правительства Узбекистана Салим Якубов обменялся с Юрием Мызиным самым крепким рукопожатием среди всех провожающих-отбывающих и улыбнулся ему по-настоящему тепло и искренне. Обратный перелет изрядно уставший Юрий также провел без сновидений.
Может быть, кому-то древние земли Средней Азии и представляются дышащей жаром гладильной доской, над которой висит к тому же марево из взбитого на миксере огромного пляжа. Но это мнение разделяют не все. Многими людьми опаляемые жгучим солнцем необозримые горизонты степей, вечная жажда пустынь и каменистая строгость предгорий воспринимаются как одно короткое слово: «Родина». И выросший здесь человек, волею судьбы покинув эти места, навсегда сохранит в себе образы дымящих песком барханов, гектаров пожухлой травы, буйства цветущих красок оазисов и пестрых столпотворений базаров. Эта простая истина распространяется на всех — и на совершенно нормальных, и на ущербных в чем-то людей.
Нет хуже участи, чем быть младшим ребенком в семье бедняка. Тамерлан родился седьмым, последним. Его почему-то так и назвали сразу — не Тимуром, а Тамерланом, и такое имя занесли в метрику. Хотя, в принципе, это одно и то же. У истощенной непосильным трудом матери, видно, осталось на мальчишку совсем мало сил, и он появился на свет маленьким, как крысенок. Ростом, силой и подвижностью Тамерлан, несмотря на грозное историческое имя, всегда уступал сверстникам и держался от них в стороне. С присущей им простодушной жестокостью дети за худобу, сутуловатость и острое личико так и прозвали его: «Крысенок». Случилось, правда, это не сразу после рождения, а позже, когда мальчишке было пять лет.