Стая Тамерлана

Портнов устроил в городе форменный шмон. Заручившись поддержкой местных правоохранителей, он получил ордера на обыск всего соболихинского наследства и задержание сбежавших из «Свечи». Их объявили в розыск, как особо опасных преступников. Его подручные бок о бок с милицией прочесали все места, где беглецы могли отсиживаться, опросили массу народа. Нет, здесь, в городе, их не было. На встревоженные вопросы родственников Соболихина, родителей братьев Гридиных и жены Константина отвечали: сами, мол, ищем, а подозреваются они ни мало, ни много в ограблении ресторана «Свеча» и убийстве сторожа. Через два дня розыскные мероприятия закончились выдачей премий милицейскому начальству. Облагодетельствованные менты торжественно пообещали: буде хоть малейшая к тому возможность, они непременно изловят супостатов.

* * *

Чаще всего Леньке снился брат. Улыбающийся здоровый, или же весь перевязанный, чудом спасшийся от неминуемой смерти, и теперь подтрунивающий над страхами младшего. А когда его сознание выныривало из забытья, хотелось грызть подушку. Но не было сил. Даже на это. Он не сопротивлялся, когда его переворачивали, не чувствовал боли во время перевязок и не пытался выплюнуть засовываемую ему время от времени в рот кашицеобразную пищу.

В тот день они добрались до столицы без особых проблем. Еще не выпавший в осадок Гридин, по всей видимости, он держался на остатках стрессорных гормонов и супердозах корейского женьшеня, разыскал институтского приятеля, и тот помог с временным жильем. Договорился в каком-то общежитии. Комендантша согласилась приютить двух мужчин без документов на месяц за скромные пятьсот долларов. Этот же приятель притащил к ним старшекурсника медицинского университета. Парень оказался с задатками, его, видно, сумели чему-то научить, так что первый самостоятельный больной юного доктора пошел на поправку.

Да, физически Ленька выздоравливал. Сепсис, поразивший его организм, потихоньку отступал, раны затягивались и синяки рассасывались. Капельные растворы промывали организм и восстанавливали объем циркулирующей жидкости. Мощные антибиотики, проникая в каждый уголок его тела, глушили на корню штаммы вредоносных бактерий. Вонючие мазилки, наносимые на развороченные зубами овчарки ткани, высасывали развившуюся там гниль и возрождали обменные процессы. Но ни капельницы, ни антибиотики, ни мази не могли вылечить его больную память.

Ленька всегда представлял брата этаким сверхчеловеком, это был настоящий культ. Костик может все: передвинуть горы, зашторить тучей солнце, достать зависший на самом высоком дереве воздушный змей, не моргнув глазом выслушать гневливую соседку, у которой только что разбили футбольным мячом окно. Может разобраться с любыми хулиганами или ментами и жениться на самой красивой девчонке в их городе. Несмотря на то, что оба они давно повзрослели, где-то в глубинах сознания младшего брата продолжала жить эта ирреальная вера.

И вот Костика не стало. На его, Ленькиных глазах, старшего брата загрызла собака. Собака! И других ребят тоже. А он ничего не мог сделать. Только выжить! Зачем? О родителях Ленька почему-то не вспоминал, да ни о ком больше вообще. Единственно — о брате. Эта мысль разъедала мозг, лишала его существование смысла.

Подходила к концу вторая неделя их проживания в общаге. Мурад Сафаров, поджав губы, смотрел на Гридина, безразлично ковыряющего ложкой в тарелке с супом. Ему надоело выполнять роли мамки, няньки и кухарки при ушедшем в депрессию юнце.

— Я собираюсь уезжать, Леня, — попытался он привлечь внимание товарища по несчастью. — Завтра уеду.

Тот ничем не дал понять, что понял сказанное, шаркнул пару раз ложкой, положил ее и улегся на кровать, отвернувшись к стене. И в период совсем плохого самочувствия, и сейчас, когда Ленька вполне мог самостоятельно передвигаться и обслуживать себя, он большую часть дня лежал именно так — лицом к стене.

— Ну, молчи, молчи. Пойду за билетом, заодно продуктов тебе куплю, — сообщил Мурад равнодушной спине.

— Давай, — получил он неожиданный ответ.

— Давай?! Чего тебе дать?

— Давай, вали.

— А-а, ну спасибо…

Не успел Сафаров взяться за дверную ручку, как услышал за спиной резкий скрип кровати и быстрый топот. Ленька подлетел к Мураду и, скорее всего, нокаутировал бы его, не отбей тот следующий точно в челюсть кулак. Промахнувшийся Гридин ударился грудью в плечо Мурада, едва не повалив его — помешала дверь. Сафаров обхватил неожиданно возбудившегося парня двумя руками, тот совершил не вполне удачную подсечку, и оба повалились на пол.

— Ты чего это? — спросил Мурад.

Вместо ответа Ленька, оказавшийся придавленным немалой массой оппонента, попытался выполнить последнее из доступных ему агрессивных телодвижений — нанести удар лбом. Но его голова оказалась зажата между щекой и плечом Сафарова. Произведя несколько бесполезных попыток освободиться, Гридин, наконец, выдавил:

— Костя умер, а ты… ты почему живой, гадина?

— А сам ты… что?

— Я тоже! Лучше бы я подох, а не он!