Стая Тамерлана

Очнувшись как-то утром, Анатолий Валентинович долго с недоверием глядел в потолок, и лишь убедившись, что перед ним настоящая штукатурка, а не прежняя все застилающая муть, поднялся. Ноги дрожали, и горько было во рту. Стены плыли. Ему пришлось сесть. Профессора окружала смутно знакомая обстановка. Где-то он это уже видел. Орехового цвета трехстворчатый шкаф, рядом дверь. Куда? Куда он ведет? Около кровати, на которой он лежал, резная тумбочка. Тонкая бледная рука, покрытая отдельно растущими волосками рыжеватого оттенка, протянулась к верхнему ящику. Что? Ах, это же его рука. В ящике очечник, часы с металлическим браслетом «Ориент» — стоят. Который же час? И где он? Взгляд скользнул по стене. Вот оно! Репродукция «Едоков картофеля» и рядом копия парсуны князя Скопина-Шуйского семнадцатого века. Так! Это, что — его собственная квартира?!

Профессор с трудом доковылял до ванны и ужаснулся своему виду. Точнее, не сразу узнал себя. Какое-то время ему казалось, что с той стороны зеркала за ним наблюдает какое-то мерзкое бесцветно-щетинистое привидение. Каретников помочился в раковину, механически почистил зубы и, снова вглядевшись в зазеркальное существо, неожиданно понял, что совершенно не отдает себе отчета, почему он стал таким. Он что — болел? Чем же?

Замок входной двери щелкнул, вошла Клавдия Петровна. Но и она не внесла ясности. С ее слов профессор узнал, что отсутствовал два дня, а когда появился, был совсем плох. Кто его привез, домработница не знала. «Два дня, где я провел эти два дня? И что со мной тогда случилось?» — мучился Анатолий Валентинович.

Его память начала восстанавливаться ночью. Каретникову приснился кошмар. Он состоял из клыкастых пастей, развороченных животов и перегрызенных глоток. Профессор в короткой и тесной светло-коричневой хламиде, какие несколько тысяч лет назад носили греки, шел по траве. Влажная и скользкая растительность заставляла его все время балансировать, чтобы не упасть. Он был бос и наг под верхней одеждой. Полы нелепого плаща на каждом шагу распахивались, демонстрируя вялые и невзрачные достопримечательности историка. Однако на это никто не обращал внимания. Вокруг него кипела бойня. Огромные львоподобные собаки рвали одетых в розовые и голубые туники юношей. Погибая, молодые люди воздевали к нему руки и восклицали:

— Анатолий! Идущие на смерть приветствуют тебя, своего убийцу!

— Убийца! Убийца! Убийца! — доносилось со всех сторон.

Душу Анатолия Валентиновича заполнили невыразимые муки. Нестройный хор голосов, повторяющих одно и то же, терзал ее остро и мучительно, словно похожие на кинжалы зубы вспарывали не людские податливые кожные покровы и внутренности, а препарировали его больное сознание.

Он шагнул к ближайшей сцепившейся паре, желая спасти хоть одного человека. И прошел сквозь борющихся, словно пересек луч света или чью-либо тень, и ничего не изменилось. Собака, напоминающая своим видом скорее не льва, а бурого медведя, оторвалась от горла своей жертвы и посмотрела в глаза ученому. В ее зрачках бился лютый и одновременно шалый огонь. Она провела по губам длинным рубиновым языком, подмигнула ему левым глазом и оскалилась. Но не зло, а как своему, весело и призывно.

— Сари, — услышал профессор неясное слово, произнесенное откуда-то сверху.

Он поднял взгляд и увидел над собой большую ворону. Ее лапы были обуты в начищенные до блеска сапоги. Птица висела в пространстве без движения.

— Сари, — повторила она, нечетко артикулируя.

— Сари! — ужасаясь, прокричал Каретников, хрипло и раскатисто, с невольным вороньим акцентом. — Сари!

Он сидел на постели в собственном доме. Мокрый, как мышь. Где-то за окном прогудела ночная машина, еще дальше затявкала милицейская сирена.

— Сари, ах, Сари, — повторил Анатолий Валентинович имя из своего сна, и все ему вспомнилось.

Глава 4

Как нередко бывает и с человеком, и с местом, и с любым замыслом, достигнув определенной высоты, раскрывшись наиболее для себя полно, субъект или объект погружается в депрессию. Так произошло и со «Свечой». Бурно и кроваво пережив «юбилей», загородный ресторан словно впал в спячку. Вокруг него расползались слухи, определенно не улучшающие репутации.

Отчего-то о «Свече» начало складываться мнение, как о «плохом месте». Конкретизировать, что под этими словами подразумевалось, могли знающие, но их было немного и они молчали, а прочие, скорее всего, улавливали разнообразные кривотолки. По вечерам ресторан пустовал, клиентов можно было сосчитать по пальцам одной руки — с самого открытия такого не бывало. А днем и того хуже — изредка разве кто явится, словно с неба свалится. Интересно, что перестали захаживать не только завсегдатаи, но и случайные посетители стали обходить «Свечу». Раньше едет человек, глядит — вывеска заманчивая:

Ресторан Свеча

Кухня Европы и Азии

Вкусно, доступно, приятно

Отчего бы Вам не заглянуть?