Стая Тамерлана

Он долго смотрел на экран просто так, не вдаваясь в происходящее. Чувство освобождения, пусть и временного (он сознавал это!), залило его всего полностью. Даже почему-то показалось, что он находится в санатории и принимает хвойно-жемчужную ванну: по коже побежали приятные мурашки. Но это от длительного лежания слегка затекло тело. Профессор шевельнулся, и кровать никак не отозвалась на его движение. Вот так вот! И на нее телевизор действует положительно. Никаких колебаний — полная верность хозяину. Анатолий Валентинович смело посмотрел в сторону вещей-предателей. Нахохлились словно воробьи в январе. От былой уверенности не осталось и следа. Особенно слабым выглядел торшер. Он напоминал сиротливое деревце с чахлой кроной в период засухи. Но жалости в сердце Каретникова не было. Он встал и под надежным прикрытием электронных лучей вырвал белую змею провода из розетки. Поднял торшер за холодный ствол, открыл балкон и вышвырнул подлую вещь наружу. Вернувшись, снова окинул взглядом письменный стол и шкаф. Те еле заметно дрожали и старались прильнуть к стенам, вжаться в них.

— Вот так-то! Человек все равно умней! — сурово произнес Анатолий Валентинович и погрозил им пальцем.

Победа была безоговорочной. Можно и расслабиться. По телевизору шло очередное ток-шоу или что-то в этом роде. Выступал известный своей невозмутимостью крупный политик. Независимо от происходящего в стране, его лицо никогда не покидало выражение пренебрежительной уверенности. Он как будто хотел все время сказать зрителям: «Ну, что, бараны? Ни хрена-то вы не понимаете, а я вот сейчас открою ваши тупые зенки…». Но по неизвестным причинам ничего нового никогда не открывал. Каретников, разобравшийся с главной своей проблемой, выслушивал пустословие благодушно. «Вот такую же околесицу несли римские сенаторы в период распада», — подумал он. И представил себе государственного деятеля в тоге. Потом примерил на него поочередно рогатый шлем викинга, плащ средневекового разбойника и полосатую форму заключенного. Все оказалось к лицу. Профессор продолжал свое невинное развлечение, пока не столкнулся с невыразительным взором оратора. За блеклой роговицей что-то мелькнуло, или показалось?! Нет, нет, зрение Анатолия Валентиновича пронизало внешнюю оболочку и устремилось внутрь, туда, где содержалось то самое не высказанное высшее знание. А там… Каретников напрягся, даже вспотел от того, что ему открывалось. И неожиданно услышал вороний клик: «Сари!» Он вздрогнул и тревожно огляделся. Нет, и шкаф, и стол молчали, притиснувшись к стенам. Анатолий Валентинович опять повернулся к телевизору и в буквальном смысле застыл на месте.

С экрана в обрамлении не изменившихся за эти мгновения лба, бровей, носа и щек на него жадно смотрели лютые нечеловеческие глаза. Беспощадные глаза собаки-убийцы. А вороний голос звучал в его собственной голове! Как предупреждение!

* * *

Бродить по ночной Москве — себе дороже Неизвестно, от кого больше ждать неприятностей — от хулиганов или пастырей человеческого стада в погонах, в дубинах, в автоматах и в поисках легкой добычи. О том, чтобы нормально выспаться, речи не было. По счастью, на пути оказалось казино. Ночь они провели в игорном заведении. Другие публичные места, например вокзалы, были чреваты проверкой документов. А здесь, если менты и суются, то свои, карманные, похожие на голубей, пасущихся в городской пыли, нагловато-важным видом напоминающие — мы не зря клюем ваши крошки, но еще и землю тут хвостами подметаем. Такие играющих не обижают.

Сафаров ставил понемногу и, практически, остался при своих. Ленька быстро втянулся. Еще бы — повезло три раза подряд! Малые риски сразу же показались скучными. Он решился на крупную став-ку, благо, касса хранилась у него. И — продулся. Но не расстроился, ведь удача была рядом, она холодила виски и тонкими птичьими лапками перебегала вдоль позвоночника. Но в последнюю секунду вспархивала и наблюдала за расстроенным игроком откуда-то из-под потолка. В результате на двоих осталось двести тридцать шесть долларов, да и то только благодаря прижимистости вовремя подоспевшего старшего партнера. Вследствие расстройства нервов, оконфузившийся Гридин даже не мог как следует зевнуть. Он разевал рот, запрокидывал голову, вздыхал, но непослушный воздух не желал проникать до корней легких, и зевок не выходил. Подсчитав убытки, Сафаров поджал губы и цокнул языком, но от комментариев воздержался, только заметил:

— Уже рассвело, нам пора.

Полмесяца в номере люкс самой фешенебельной гостиницы со всеми заморочками не подорвали бы так их финансовое положение.

Пять утра. Морось. Улицы пусты. Единственное место, где можно спокойно передремать в это время, — метро. Вагоны, несущиеся по заколдованному ободу кольцевой, баюкали правильной равномерностью движения не хуже бормотания поднаторевшего в своем занятии гипнотизера. Поверхностный двухчасовой сон и плюс к нему по две чашки кофе с горячей пиццей несколько восстановили силы. В метрополитеновском вестибюле Сафаров направился к таксофону.