Стая Тамерлана

Заседину он потом доложил, что дверь временно до установки нового замка надежно заклинили, и открыть ее невозможно. Посетил и «спортивную площадку». Там все осталось в точности, как и в тот проклятый день. Никто и не подумал прибраться. Валялись пустые бутылки, и витал запах крови. Или казалось?

Единственно, чего не было, — зрителей и участников. Но память легко расставила всех по местам. Мызин простоял там долго, пака не почувствовал усталости в руках. Оказалось, все это время он туго, изо всех сил сжимал кулаки.

— Ладно, Аркадий Николаевич, ты мне за это еще ответишь, — громко прошептал он и направился к своей машине.

Приторный запах крови перестал преследовать Юрия лишь когда машина выехала на трассу. Непонятно, что мучило его больше — потеря Принца или пережитое оскорбление. Скорее, второе — память об унижении жгла как позорное тавро. Но времени на самокопание не оставалось. Дел было море. Не давали спокойно жить чертовы пропавшие бумаги. Они никак не желали всплывать. Это сильно тревожило Заседина. Он все время, как удара в спину, ждал их появления, постоянно нервничал и теребил свое окружение. Доставалось и Юрию. Хотя тот действительно старался изо всех сил и работал на шефа не покладая рук: Аркаша был еще нужен ему. Пока только с ним можно было связывать надежды на безоблачную жизнь. Пока.

«Вот когда азиатский проект заработает на полную мощность, тогда посмотрим», — откладывал Мызин на потом выяснение отношений.

Много работы предстояло по налаживанию нового транзитного пути из Узбекистана. Кроме того, надо было готовить рынок в Москве. Заседин после того, давнего, провала отошел от серьезной наркоторговли. Было что-то по мелочи, носящей характер случайных заработков. Но большинство связей за эти годы было утеряно, а новые не налаживались. И теперь Юрию предстояла куча работы. Его эмиссары, и не слышавшие о существовании человека по имени Юрий Мызин, прощупывали оптовых покупателей товара. Заключали с ними предварительные договоренности. Рисковали. Одного из таких посланников, кто-то, перестраховавшись, убрал, а, возможно, подсуетились конкуренты. Выяснять подробности Юрий не стал: не бывает войны без жертв. А это была настоящая война за передел богатейшего рынка.

Все больше вникая в тайные пружины столичного наркобизнеса, Мызин намечал собственные удары. Чертил схемы, чем иногда напоминал себе военачальников из советских кинофильмов. Там они под угрюмым взглядом вождя народов стояли перед огромной картой страны и расчерчивали бумажную поверхность Родины жирными стрелками, направленными в тыл оккупантам. А Юрий тонкими линиями капиллярной ручки соединял кружочки, обозначающие разных людей, разные организации и фирмы, стараясь докопаться до корня зла — узнать, кто стоит за тем или иным картелем. Каким чиновникам отстегивается мзда для покупки безопасности и вседозволенности. И сколько платят каждому. Мызин стремился заглянуть в самую густую тень, туда, где скрывают свои благообразные лики истинные, а не показные паханы. Его расследование по тщательности и по уровню было не чета милицейскому. На Юрия трудился солидный штат, никто его не гнал, не требовал бумаг о выполнении и перевыполнении, а, главное, он боролся он за свою выгоду и жизнь. И еще был немаловажный фактор — мощное финансирование. Деньги, отпущенные на разработки, горели, словно высушенные березовые дрова в печи, когда на улице стоит тридцатиградусный мороз. Но все оправдывалось. Аркадий Николаевич, видя усердие подчиненного, ни в чем ему не препятствовал и не отказывал. Напротив, поскольку видел результаты. Он убеждался, что давно, в общем-то, занимаясь наркобизнесом, не в таких, конечно, как намечалось масштабах, он не знал и сотой доли того, что раскапывал его заместитель.

— Тебе бы в следователи Генеральной прокуратуры по раскрытию особо важных преступлений пойти, важняком стать, а не затевать собственные криминальные деяния, — посмеивался он. — Могу составить протекцию. Что, пойдешь?

Но Мызин не все сообщал Заседину. Он сидел в центре все шире раскидывающийся паутины и хотел оставаться в ней единственным пауком. Пусть другие тоже полагают себя пауками. До поры. А когда она наступит, — окажутся вдруг мушками и мошками. Вот будет смешно.