Стакан молока, пожалуйста

— Ну да. Тот, кто постоянно пьет? — спросил он удивленно, но с уважением в голосе.

— Нет… Я хотеть… покончить… со всем.

— Покончить? Лишить себя жизни?

Она не знала, как ему ответить. Нужные слова были только в литовском.

— Вот черт! И как же ты это сделала?

— Река…

— Так ты пыталась утопиться? — с уважением возгласил Артур. Он вздрогнул и быстро выпил еще.

То, что он сказал, вообще–то не имело для Дорте значения. Главное — ее поняли.

— И что же сказала твоя мамаша, когда ты бросилась в реку?

— Она не знать. Она в Литва.

— А я думал, ты из России?

— Россия и Литва, — объяснила она. — Мама переживать папина смерть. Вера, сестра, не иметь работы.

— Надо сказать «у сестры нет работы»! А ты просто говоришь подряд все слова. — Ему хотелось помочь ей, он продолжал: — А почему у нее нет работы?

— Маленький город. Надо ехать прочь.

— Знаешь, я начинаю все больше и больше тебя уважать. Ты не только красивая, ты даже в больнице побывала и пыталась покончить с собой! Почему ты это сделала? — Он провел пальцем под носом.

Дорте опустила глаза и пригубила вино, помедлила, потом отставила стакан и попыталась найти слова.

— Дыра? Да! Черная дыра! Наконец я быть только простыня… Я все мыться и мыться. Но это не помогать. Все было грязь. И темно. И тогда… я больше не мочь.

— А что случилось? Я имею в виду… когда тебе стало невмочь? — живо спросил он, как будто она читала ему вслух или рассказывала интересную историю. Это заставило ее искать новые слова. По–всякому крутить их. Пробовать или отбрасывать. Начинать снова. А Артур сидел и внимательно ее слушал. Иногда он поправлял ее, чтобы слова шли в правильной последовательности. Или помогал найти более подходящее слово. Это было вроде игры. И эта игра сближала их.

Дорте рассказала, что это случилось тихим и ясным вечером. В окно машины она видела пару, которая шла, обнявшись, и выглядела очень счастливой. Сперва Артур запротестовал — не может человек быть так завистлив, чтобы только от этого бросаться в реку, но в конце концов все–таки понял ее. Она увидела людей небезразличных друг другу. Не одиноких. А вот она — одинока.

Дорте продолжала рассказ. О том, как мужчина, которому принадлежал автомобиль и который был о'кей, остановил машину в кустах у реки. Артур помог ей вспомнить слово «парковка». И она рассказала ему о крике. Она плохо все помнила, но крик был очень громкий. Она до сих пор помнит тот ночной крик. Или, возможно, то был какой–то другой крик…

— Что эта сволочь себе позволила? — спросил Артур, он слушал с открытым ртом. Передний зуб у него был сломан. Обломок был темного цвета.

Раньше Дорте этого не замечала, и ей захотелось спросить, как это случилось. Но с этим можно подождать. Ей и без того было трудно искать слова для истории, которую она рассказывала. Она поведала ему, что сбежала из автомобиля, даже не получив деньги. Думала только о том, как бы убежать. Подальше от всего. Было темно, но слышался шум реки. Она как будто вернулась домой, в Литву, объяснила Дорте. И пока она говорила, казалось, что она рассказывает не о себе, а о ком–то другом.

— Бедная девочка! Вот сволочь!

Ей пришлось объяснить ему, что как раз этот человек вытащил ее из реки, иначе бы она здесь не сидела. Он, конечно, богатый. Потому что машина у него была большая, блестящая и с кожаными сиденьями. Они промокли. И одежда, и она сама. И все–таки он отвез ее чуда, где ее приняли и сделали ей укол. Слава богу, что не опоздали, потому что горло у нее уже не выдерживало этого крика. Оно болело, как будто у нее была ангина. Но на следующий день или через день, она точно не помнит, ей пришлось уйти из больницы, потому что ее кровать понадобилась кому–то другому.

— Ну а дальше? — Он жаждал продолжения.

Тут ей пришло в голову, что надо рассказать, как она влезла в больничный шкаф за таблетками, которые положили бы всему конец. На самом деле этого не было, но Артур слушал с таким интересом, что она подумала, что так могло бы быть. Он сидел с открытым ртом и кивал или помогал ей найти нужные слова, чтобы продолжить историю. Врачи, суматоха, промывание желудка. Когда она умолкала, он сам придумывал, что происходило дальше. Они, каждый на свой лад, вместе рассказывали эту историю. Он предлагал разные варианты и довольно хмыкал, если они подходили. Но он считал, что с ее стороны было глупо сбежать оттуда.

— А тот мужик?

Ей пришлось объяснить, что мужик оказался на высоте. Ведь он мог оставить ее в воде и просто уехать оттуда. Его бы никто ни в чем не заподозрил. А ее он больше никогда бы и не увидел.

— Теперь это все уже позади! И ничего не значит! Для меня ты чиста, как ангел небесный. Я человек широких взглядов. Сам знаю, какова жизнь. Знаю, как приходится ловчить, когда дела идут вкривь и вкось. Но река… Нет, блин! Я о тебе позабочусь! Сам я ушел из дома, когда мне было пятнадцать! С тех пор живу самостоятельно… в некотором смысле, — гордо сказал он и раскинул руки.

— А почему ты уйти?

— Меня выбросили! Как старый башмак!

— Почему?