Стакан воды

И все! Баклажанский был разоружён. В одной майке он уже не мог говорить о любви.

Катя быстро пришила пуговицу, откусила нитку и, возвращая рубашку Баклажанскому, сказала:

— Вот, надевайте. И прошу вас, Федор Павлович, следите теперь за собой. Ну, недолго, хотя бы лет двести, пока вы будете ещё молодым мужчиной…

И, сказав это, она быстро ушла. Поняла ли она окольное признание Баклажанского? Федор Павлович надеялся, что поняла. Она перевела разговор, но ведь она не обиделась. И это было уже великолепно! Нет, черт возьми, этот элексир Константинова положительно принёс ему счастье! И сколько бы лет или столетий ни лежали перед ним, Баклажанский был готов к будущему. Он входил в это будущее полным сил, творческого задора и почти любимым!

Глава шестая НЕ БУДЕМ ОБ ЭТОМ ГОВОРИТЬ

Баклажанскому понравилось проверять свою жизнь на вечность. Эта проверка выпрямляла и организовывала его творческую деятельность. Благодаря ей он сейчас отсек все ненужное и устремился к главному — к «Провам-углекопам», стоящим на пороге признания. На выставке, судя по предвернисажному интересу, скульптора ожидал полный триумф.

В будущем Баклажанский видел славу, которая начиналась с этой выставки и освещала путь в века если и не ему самому, то, во всяком случае, его произведениям.

В своих смелых и приятных предположениях вечный скульптор шёл ещё дальше. В будущем Баклажанский видел счастливую семейную жизнь с Катей Ивановой.

Правда, это предположение пока ещё не стояло на реальном фундаменте. Федор Павлович все ещё никак не мог объясниться с Катей. Но он не унывал.

«Я другой человек! — повторял он сам. себе. — Вчера я уже намекнул Кате на мои чувства. По-моему, она поняла намёк и все же не ушла от разговора. А сегодня…»

И сегодня Баклажанский окончательно решил сделать Кате предложение, избрав для этого романтическую обстановку, которую может создать только первозданная природа.

Ближе всего девственная природа — в парке культуры и отдыха.

Туда он и решил пригласить свою судьбу в этот вечер.

Над парком стоял дурманящий пряный запах. В кустах раздавался весёлый свист. Пахло олифой и клеевой краской. Свистели плотники и маляры, трудившиеся над оформлением очередного карнавала.

Дневная жизнь парка заканчивалась. Косые лучи заходящего солнца холодной позолотой ложились на бессменные таблички «Не сорить!», «По газонам ходить воспрещается!», «Купаться в пруду категорически воспрещается!» и т. д.

К чести дирекции парка нужно отметить, что суровость этих аншлагов была смягчена их нежными колерами, подогнанными под цвет охраняемого объекта. Запрещение ходить по газонам было выдержано в яркозеленых тонах, а запрещёние купаться в пруду — в нежноголубых.

Баклажанский входил в парк с полной ясностью цели и незнанием средств.

Он твердо знал, что он хочет сказать Кате, но никак не мог решиться, в каком из уголков парка это удобнее всего было сделать.

На выручку пришла сама Катя.

— Федор Павлович, миленький, — жалобно попросила она, — зайдём куда-нибудь, посидим. Я сегодня

очень устала… И, по правде сказать, я очень хочу есть…

Катя сказала это просто, доверчиво, без всякого кокетства.

Её желание, вполне естественное и закономерное для человека, не успевшего пообедать, почему-то крайне умилило Баклажанского. «Хочет кушать! — восхитился он. — Необыкновенная девушка!..»

С этого момента все в Кате уже умиляло и восхищало его.

— Пойдёмте! — весело сказал он, подхватывая Катю под руку. — Мы с вами сейчас устроим особенный обед, — подмигнул он сам себе, — мы будем лакомиться, как дети!..

Многочисленные и, как казалось Кате, очень привлекательные кафе, закусочные и рестораны то и дело попадались по дороге. Но Баклажанский не останавливался.

— Нет, нет! Это не годится. У нас сегодня особенный обед, — таинственно говорил он. — Он запомнится нам на всю жизнь…. И мы должны найти особенное место — живописно расположенное, с поэтическим названием и хорошим меню.

И он безжалостно тащил Катю дальше.

Несколько раз Катя пыталась задержаться, но Баклажанский указывал ей на вывески.

— «Кафе № 2 треста общественного питания Железнодорожного района», — читал он. — Неужели вы считаете, что это поэтическое название? «Кафетерий, филиал ресторана 1-го разряда треста ресторанов». Нет, нет… — Баклажанский испуганно отмахивался. — Я не могу пригласить вас в филиал. Филиал — это меня унижает…

Вывески явно не были рассчитаны на влюблённых. Они, пожалуй, вообще создавались не столько для посетителей, сколько для утоления неудержимого честолюбия торгующих организаций. На вывесках отражалась вся родословная предприятия, и только для поэтического названия не оставалось места.

У кавказского ресторана, оригинально названного «Ресторан Кавказский», Катя забастовала.

— Федор Павлович, дорогой, — взмолилась она. — Право же, это очень поэтическое название! Тем более, когда отнимаются ноги…

«Устаёт!..» — умилился Баклажанский и, нежно взяв её под руку, ввёл на лёгкую крытую террасу и усадил за маленький столик у балюстрады.