Стакан

– Тогда ноги переставляй, уши подставляй, да запоминай, что тебе Сухотруб в них лить будет. Первым делом, если прожить хочешь дольше, чем пару часов, сам первым ни с кем не заговаривай – только взгляды кидай, полные подозрения. Почувствуешь, что опасность близка, тогда в соседа пальцем тычь и кричи, что есть мочи: «Держи еретика! Хватай предателя Создателя нашего! Вяжи преступника, в просветление благодатное неверующего! Руби сквернеца, против Куделафия Окстийского злобствующего!». Запомнил?

– Да, но… – Халфмун хотел сообщить, что вышел к высокому зданию, на стене которого красовалась огромная четырехконечная звезда с изображением таращащегося зеленого глаза в центре.

– Хорошо, – не дослушав, Сухотруб продолжил свою речь. – Если схватят тебя монахи-инквизиторы, кричи еще громче: «Создатель наш, вино в своем стакане сотворяющий, верую в тебя и в наместника твоего земного – святейшего Куделафия Окстийского! Люблю тебя и Куделафия со страстью непреодолимой! Рабствую истово перед тобой и перед солнышком Окстийским, небушком нашим, хлебушком и родителем ласковым!». Разумеешь?

– Долго мне еще перед глазастым домом стоять?

– Вот те на! Я и забыл, как быстро можно передвигаться, когда ноги есть, – Сухотруб удивленно присвистнул. – Ступай от того дома по улочке, что влево и чуть выше забирает. Иди, пока в каменную стенку не упрешься, да слушать меня не забывай. Коли крики не помогут, а помогают они редко, – тут уж напрячься придется. Улучи момент, когда монахи на что-нибудь отвлекутся, вырвись из их хватки, да беги прочь. Только смотри, не слишком быстро мчись. Поймать-то снова тебя все равно поймают, это не вопрос. Однако если они сильно утомятся во время погони, то сперва ноги тебе открутят, а потом жилы из тела по одной вытягивать станут. Но ежели все правильно сделаешь, могут сжалиться и прямо на месте упокоить. Усек?

– Стенку вижу – чуть выше моего пояса.

– Вот-вот! Она, родимая. Верным путем движемся, – обрадовался мастер Сухотруб. – Швыряй меня за стенку, да сам следом перелезай.

– Что дальше? – Халфмун легко перемахнул через стенку, не снимая с плеча мешка с Сухотрубом.

– Иди от стены вверх к макушке холма. Там дерево должно стоять. Видишь?

– Голое и обугленное?

– Оно самое. Давай прямо к нему. И вот еще что – если вырваться из рук монахов не сумеешь и упокоения на месте не получишь, то придется от скверны очищаться. Устроят тебе такую процедуру, что надолго запомнишь…

– На этом холме нет ничего, кроме дерева, – сказал Полулнок.

– Что ты говоришь? Не может быть! Там обрыв должен быть и пропасть под ним, – разволновался Сухотруб.

– Это добро имеется.

– Уф, слава Создателю. Теперь будь добр, кинь-ка меня прямо в пропасть.

– Как это? – опешил Халфмун.

– Ростом большой, да умом малый, – проворчал Сухотруб. – Берешь, да швыряешь – чего тут растолковывать?

– Мастер Сухотруб, вы за то время, что я вас сюда тащил, из ума выжить успели? Не собираюсь я вас швырять. Лучше расскажите, куда Селия пошла. Это та девушка, о которой я уже спрашивал.

– Захлопни пасть, щенок! – завизжал Сухотруб. – Не знаю я никакой девушки, уродец, ничтожество, лопух, придурок, мозоль пяточная, окурок человеческий, отрыжка Создателя!

– Так вы мне… соврали?

– О, да, обманул тебя старик Сухотруб! Облапошил, гнилостный ты нарыв на крупе сухопарой кобылы с неправильным прикусом и отвратительной манерой скалить щербатые зубы!

– Зачем?! Я столько времени зря потратил! Селия теперь… а вы… а я тут! – Полулунок задрожал от гнева.

– А вот такой я вероломный. Обожаю унижать, насмехаться и ерничать.

Халфмун молча положил Сухотруба под растущее на холме дерево и зашагал прочь.

– Эй! Стой! Разве я недостаточно оскорбил тебя, чтобы заслужить смерть? – завопил Сухотруб. – Ведь я и врал, и обзывался… И еще могу, недоносок ты с жидкими коленками и волосенками, похожими на рыбьи кишки!

– Счастливо оставаться, – процедил юноша.

– Да будь же ты человеком! – взвыл кулек под деревом. – Сжалься, умоляю! Самому мне даже отсюда до обрыва не доползти.

– Так вы серьезно хотите умереть? – Полулунок остановился.

– Да-да, только об этом и мечтаю! Ты уж прости, что наврал тебе насчет девушки, да еще и обзывался по-всякому, но иначе в моем случае никак. Просто подбрось меня чуточку. Ну, что тебе стоит, а? Доброе дело ведь сделаешь, а я Создателю с того света всякий раз при случае о тебе рассказывать стану…

– Хватит. Вы явно не в себе. Не может человек желать собственной смерти. Тем более не может он о ней умолять, – заявил Халфмун.

– Я – человек?! Посмотри на меня! Чем я, по-твоему, отличаюсь от червя?

– Черви не умеют разговаривать, не носят одежду и… Вообще, я не так уж много знаю о червях.

– Ладно, ладно, пусть не червь, пусть блоха, пиявка, клещ… – бормотал Сухотруб, но вдруг осекся. – Нет! Плесень – вот, кто я! Беспомощная и бесполезная плесень. Понимаешь? Я не могу сотворить ни зла, ни добра, я ничего не могу. Так чем же я от нее отличаюсь?