— Наверное, с некоторых пор мне на это плевать, — отвечаю, дернув подбородком вперед, будто это точно подтвердит мои слова, и диалог быстро сворачивается, потому что заходит в тупик. Прошлое подступает слишком близко, чтобы продолжать играть с ним.
Нет, я не позволю Егору сделать мне больно снова. Больше той боли, какой уже наградил, он мне не причинит. Звучит как мантра, но мне помогает. Я теперь другая — надеваю защитную маску с улыбкой и перехожу к делу.
— Так я получу свой эксклюзив, товарищ командир? — повторяю за Анютой, которая так обращалась к нему, но, ощутив тяжесть его взгляда, лишь сильнее распрямляю плечи.
Егор Сталь больше меня не одолеет — так я убеждаю себя.
Может, не к месту, но вспоминаю, как раньше удивлялась его полному имени, а теперь не могу не признать — оно идеально подходит ему. Его взгляд такой же жесткий, а сердце — тугоплавкое. Никому не пробиться через эту броню, исключений нет.
Георг Фердинандович фон Стааль — я не поверила, когда он рассказал мне, пока не увидела его свидетельство о рождении. Это потом, получая паспорт, он сменил имя на Егора Сталь, так как всегда ненавидел свои корни, которые принесли его семье много бед.
По линии отца он был потомком каких-то шведских баронов или дворян — я так и не запомнила и не знаю, есть ли между ними разница. Конечно, вряд ли эти титулы имеют какой-то вес в современном мире, но семья его отца имела — статус, деньги, власть. Вроде бы они даже выбрали тому невесту из высшего общества, но он влюбился и сбежал с будущей мамой Егора.
Романтично, не правда ли? Как оказалось, нет.
Все это подходило только для фильмов, где герои, взявшись за руки, уходили в закат. В реальности же его отец, которого лишили наследства и доступа к счетам, оказался совершенно не приспособлен к жизни. После рождения ребенка он влез в долги, спился и в конце концов замерз где-то в сугробе, оставив Егору после себя лишь проблемы и странное имя.
Егор рос с мамой. Он очень любил ее, всегда горбатился на двух-трех работах — даже мешки таскал в минус двадцать, срывая спину, чтобы хоть чем-то помочь. Я плохо ее знала, видела всего несколько раз: на вокзале, когда провожала Егора в армию, и у них дома, когда та вернулась со смены в котельной раньше обычного. Но в том, что она была хорошей матерью, я даже не сомневаюсь. Это было заметно по ее взгляду, полному любви к сыну, и мягкому «Гошик», с которым она обращалась ко взрослому парню на три головы выше.
— Всему свое время, — отвечает вдруг Егор, возвращая меня из далеких мыслей в салон самолета, и я даже не сразу вспоминаю свой вопрос.
Ах да, эксклюзивный материал!
Глава 10
— А если его нет? Времени? — Я делаю нервный глоток, и напиток едва не застревает в горле. Откашливаюсь и неопределенно машу в сторону иллюминатора. — С этой стальной громадиной, которая летает на какой-то магии, в любой момент может произойти что угодно. Кому, как не тебе, знать.
И будто бы в подтверждение моих слов, мы начинает резко падать!
— Воздушная яма, — спокойно комментирует Егор через пару секунд, а я спешу убрать руку на колено, потому что вместо кожаной обивки вцепилась в его предплечье.
— Да это кратер какой-то, а не яма, — бурчу под нос, отдаю пустой бокал стюардессе и проверяю, все ли в порядке за окном, кроме заваленного горизонта.
Еще бы я понимала что-то.
Далее следует объявление о начале обслуживания, и экипаж выкатывает тележку с напитками в салон. Как раз в этот момент я снова слышу два пугающих сигнала. Что это значит? Мне кажется или пахнет горелым? Я резко поднимаю глаза на Егора, к которому подходит Анюта и что-то шепчет на ухо.
Черт возьми, что происходит?
— Мы падаем?
— Нет, по мне всего лишь соскучились друзья. Ты справишься без меня пять минут? Я зайду в кабину поздороваться, — он окидывает меня странным взглядом, — и обязательно проконтролирую, чтобы все показатели были в норме.
Да он издевается! Я вижу это по расслабленной линии челюсти и закравшейся ухмылке в уголках его губ.
— Конечно справлюсь!
А когда Егор покидает кресло, прикрываю глаза и начинаю отсчет.
Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.
Люди каждый день летают, и ничего.
Егор вон в поле сел — и живой. С ним я в безопасности.
Черт, да где он?