Сталь

— Одна? — осторожно интересуюсь я.

— С Боингом.

— Боинг! — Я даже подпрыгиваю на диване, вспомнив это лохматое чудо. — Он, наверное, вырос?

Конечно вырос, глупая. Прошло столько лет.

У Егора даже глаза будто бы загораются, когда он лезет в телефон и с гордостью показывает мне фотографии пушистого черно-белого пса, больше похожего на медвежонка. Очень смешные фотки, где огромный Бо пытается влезть в кошачью лежанку или с испуганными глазами убегает от курицы.

Мы смеемся. На пару. Чисто, искренне и по-настоящему.

Боже, это не мы. Это не можем быть мы — Аврора Невская и Егор Сталь. От нас давным-давно остался лишь пепел.

Боже, прошло всего несколько дней, как Егор ворвался в мою жизнь (ну или я в его), а все так изменилось. Мне даже страшно представить, что будет дальше, если все происходит так быстро, стремительно, словно на перемотке.

Страшно, но представляется.

Егор всего лишь накалывает вилкой кусочек сыра с плесенью и обмакивает его в мед, а я уже машу на себя ладонями, списывая горящие щеки на вино.

— Жарко? — забирается в самые укромные уголки моего разума низкий шепот.

Сталь, не дожидаясь ответа, тянется к пульту на столике и щелкает кнопками, после чего сверху на плечи опускается блаженная прохлада. Он возвращает синий взгляд ко мне.

— Бо только много внимания требует. Как ребенок. Но я рад, что матери есть чем заняться, иначе бы просила внуков вдвое чаще.

— Не только дети и собаки требуют особого ухода, — ухмыльнувшись, я вспоминаю Рому, который не мог даже чашку помыть без моей помощи. — Я про бывшего мужа.

Зря я, наверное, ступаю на скользкую тропинку, но из-за вина — или не из-за него — мне так легко и уютно с Егором. Жарко — да, тоже, но при этом комфортно.

— Почему вы расстались? — прямо, как любит делать, спрашивает Егор.

Издевается? Я же говорила, что Рома меня бросил.

— Он ушел.

— Почему?

В смысле? Я теряюсь от его вопроса. Почему мужчины уходят?

— Не знаю.

— Все всегда знают ответ. Только притворяются, что не знают, — рубит Егор правду, убивая мое настроение, потому что претензии Ромы и уколы в мою сторону разом всплывают в голове.

— Может, я неряшлива, не люблю убираться и мыть посуду, — цитирую список, который мой бывший муж озвучил мне, пожелав развода.

— Есть посудомоечные машины и роботы-пылесосы. Можно вызывать уборщицу раз в неделю. Это не причина, а повод. Что еще?

Вот прямо сейчас миллионы женщин тают от слов Егора. А я наоборот… злюсь.

— Может, он считал меня скучной.

Рома и правда бросил что-то подобное в пылу ссоры, и это было обидно, но…

— Ты никогда не была скучной.

Егор прав, потому что я молчу о сути. Я делаю глоток, не чувствуя вкуса вина, но оно приятно покалывает горло и тепло обволакивает изнутри.

Егор прав, потому что Рома хотел детей, но я не могу и не хочу говорить об этом. Я иду в наступление.

— Та девушка, которая открыла мне, — почти семь лет назад, — в той футболке, на которой я оставила пятно. — Егор смотрит на меня, чуть приподняв брови, и прекрасно понимает, о какой «такой» девушке я говорю, но молчит. — Ты… — Он ждет, а я пытаюсь разродиться вопросом. — Ты с ней спал?

Я ведь многое надумала себе тогда: что он просто хотел сделать мне больно и прогнать, но на самом деле у них ничего не было, что у него были причины поступить так жестоко, что во всем этом имелся двойной смысл.

— Не задавай вопросы, на которые не хочешь слышать ответы, — звучит тихое, почти неуловимое за дуновением воздуха из кондиционера. Или я опять себе придумываю?

— А как же член в штанах? — Я кривлю губы. Мне чертовски не нравится, куда завернул наш диалог, но, кроме самой себя, в этом некого винить.

«Я сделал это, потому что так было лучше для тебя, а не потому что не сумел член в штанах удержать»

— Рори, тогда прошло время.

Ро-ри. Он не называл меня так много лет.

— Вот именно, — шепчу я, — две недели.

Всего две чертовых недели. Пока я исцарапывала руки в кровь и билась затылком о стенку, молила, умоляла родителей пустить меня к нему, у него оказалось… просто две недели.

Я трясу головой и возвращаюсь — хватит тонуть в прошлом. Бесполезно злиться, обижаться. Уже точно ни к чему. Сейчас имеются проблемы поважнее. Отставив бокал, я подгибаю под себя ноги и облокачиваюсь одной рукой на диван.

— Ну и что нам делать с этой Круэллой в очках? Чего она хочет? Чтобы мы изображали пару усерднее? Целовались на камеру?

Мой голос звучит слишком бодро, я это понимаю, слишком «наигранно», но пусть лучше так. Егор, правда, моего энтузиазма не разделяет.

— Нет, хотя она права. Ты не должна бояться меня.

— Я не боюсь, — эти слова кажутся слишком громкими для маленькой комнаты.

Егор касается моего лица, и я тотчас вздрагиваю.

Черт возьми! Это было нечестно! Слишком неожиданно, слишком резко, я была не готова.

— Вот об этом я и говорю.

Нет, он не выиграет в этом споре.