Сталь и пепел. Русский прорыв

Навстречу вертолетам потянулись белесые щупальца выпущенных ракет и свинцовые струи заходящихся в смертельном лае скорострельных зенитных автоматов. Замаскированные «Тунгуски» и «Панцири», прикрытые ложными позициями, дождавшись своего часа, открыли огонь одновременно, пытаясь смести огневым потоком атакующие вертолеты.

Охотники сами попали в засаду, уготованную ими для дичи. Первые два «Лонгбоу», идущие в авангарде, исчезли в огненном шквале. Следом, завалившись на бок и крутясь вокруг своей оси, на землю повалился UH-60M[81] вместе с полковником Вулиджем. Остальные «Апачи» сломали строй и, рассыпавшись поодиночке, попытались укрыться от летящей на них с земли смерти.

Логан слышал, как голос офицера требовал от штурмовиков прийти на помощь убиваемым вертолетчикам. Весь предварительный план, казавшийся таким четким и правильным, рухнул за считаные секунды. И куда смотрела наша всезнающая и всепроникающая разведка?! Второй ударный батальон трахнули. Трахнули, как дешевых портовых шлюх, – семь «Апачей», вертолет-разведчик и вертолет управления были уничтожены за несколько секунд.

Тяжелые «бородавочники» должны были пройтись по боевым порядкам атакующей русской танковой бригады, словно утюг по гладильной доске. Плавно и гладко, оставив после себя десятки изувеченных Т-80. Если бы не было плюющихся огнем «Грисонов» и «Борзых». Может, против аналога «стингера» – А-10 С может устоять, но от сверхзвуковой ракеты «Борзой» спасения нет.

Неудача воздушной атаки повлекла за собой проблемы на земле. Русские отбросили первую польскую механизированную дивизию, полностью блокировали Радом, сделав еще один шаг к тому, чтобы охватить Варшаву с южного направления.

Вертолет Роджера здорово тряхнуло, и ровный вой турбины T700-GE-701D сразу стал тише. На приборной доске багровым цветом вспыхнул сигнал предупреждения.

Правый двигатель стремительно терял мощность.

– Уходим босс, уходим… – завопил Марсель, пытаясь поймать в лазерный прицел русскую зенитную установку.

Толстяк прав. Надо уходить – на одном двигателе много не навоюешь. Тем более что невидимый оператор уже дал отбой атаке. Наскок не получился – русский мишка махнул своей когтистой лапой, и мы умылись кровью.

На авиабазе к моменту нашего возвращения из рейда царил настоящий переполох. «Тандерболты» из 52-го авиакрыла, здорово побитые при атаке, заходили на базу один за другим, многие садились буквально на одном крыле. Вот «бородавочник», с намалеванной на носу оскаленной пастью неведомого зверя и хвостом черного дыма, тянувшимся из левого пробитого двигателя, неуклюже плюхнулся на ВПП, чуть подскочил вверх и с треском потерял крыло. После чего двадцатитонная туша штурмовика рухнула на бетон. За долю секунды до падения отлетел стеклянный колпак и вверх устремилась человеческая фигурка, зажатая в катапультируемом кресле…

Раскрытия парашюта Логан уже не видел. Из поврежденных баков упавшего А-10 полилось топливо, и через пару секунд штурмовик запылал, словно погребальный костер.

– Там боекомплект!

Кто-то истошно заорал, дернул Логана за рукав, толкая на горячие бетонные плиты. Взрыв разметал аэродромное оборудование и опрокинул, словно игрушку, огромную пожарную машину, несущуюся к очагу возгорания.

В ушах у Логана звенело, словно невидимый военный оркестр, засевший в черепе, исполнял какой-то бравурный марш. Роджер сел, потряс головой и, опираясь на бетон, попытался встать. Его подхватили сразу с двух сторон:

– Pan oficer, wstawaj! Nie jesteś ranny?

Ему помогали подняться две симпатичные девушки в пятнистой форме и с повязками сестер милосердия на рукавах. На перепачканных копотью от горящего авиационного топлива мордашках сверкали страхом и любопытством одновременно серые и карие глазки.

«Хоть что-то хорошее за этот проклятый день…» – подумал Роджер, пытаясь натужно улыбнуться и сделать панночкам комплимент.

Катандзаро. Италия

Харон открыл глаза и недовольно посмотрел на бьющие в лицо лучи заходящего итальянского солнца. Затем поднял руку и глянул на часы. До прибытия в пункт назначения остается час десять. Черт, опять сбился с нормального жизненного ритма. Тяжело – из Сибири в Москву, оттуда – в Италию с пересадкой в Хельсинки. И все за неполные сутки. Да и настроение весь день отвратное. В самолете, еще по пути в Москву, ему приснился гнусный майор Якубов, из-за которого вся жизнь Харона пошла наперекосяк и благодаря кому он мчался теперь в Калабрию.

Тут поезд наконец плавно остановился. Прибыли, столица Калабрии – Катандзаро. Харон пружинисто вскочил, надел тонкую лайковую кожаную куртку, взял небольшой деловой портфель и вышел из купе.

У окна спиной к двери купе, в котором он ехал, стоял и смотрел на древний город его напарник, сухопарый мужик по прозвищу Ухват.