– Из европейцев дрались с французами. Ребята пылкие, но не стойкие. Техника на уровне, а вот офицерский корпус… – Громов покачал головой. – Дерьмо у французов командиры, господин генерал. Инициативы – ноль, все тактические маневры примитивны до одури. Воюют, словно одолжение союзникам по НАТО делают. В атаках не упорствуют, в обороне тоже. Не сравнить с немцами и голландцами. Что до американцев, то можно сказать одно: чрезвычайно опасный противник, взаимодействие армии и авиации – на высочайшем уровне, личный состав обучен блестяще, офицеры весьма самостоятельны и инициативны. Нас пока спасало то, что их, американцев, слишком мало. Прибудет третий корпус из США, можем увязнуть. Пока нам удается нейтрализовать их авиацию, что будет завтра, не знаю.
– Понял тебя, Громов.
Бородулин на секунду задумался, покусывая нижнюю губу, затем налил кофе из большого термоса:
– Будешь? Хороший кофе, натуральный, не бурда какая-нибудь.
Громов отказался, и Бородулин, сделав солидный глоток, поставил кружку на столик:
– Вот что я тебе скажу, Громов, ты многого не знаешь. В курсе, что у американцев дома грандиозные проблемы? Так что третий армейский корпус сюда прибудет в разобранном состоянии. Далее, свара в лагере НАТО набирает обороты. Поведение французов – результат внутренних интриг, как у нас с Лукошко. Наверху приказали: давления не снижать. Атаковать постоянно, удерживать в руках стратегическую инициативу. Ставка готовит нечто грандиозное, чтобы смешать все карты противников. Но мы здесь, на западном направлении, силу ударов и темп движения снижать не должны. Между первой польской механизированной и французской бригадой, которой бездарь Ольви командует, немалый зазор образовался. Французы уже не вояки, так что бей всеми силами по ним. Прорвись в этот зазор, Громов. По коридору за тобой седьмая гвардейская танковая пойдет. Две бригады – это сила, полковник, сам знаешь. Весь корпус будет на вас работать, не забывай и об ожидаемом сюрпризе для НАТО от Генштаба. Будет им летом Санта Клаус!
Уже прощаясь и собираясь уезжать, Бородулин сказал новоиспеченному комбригу:
– Ты знаешь, Громов, в этих местах я в конце восьмидесятых службу начинал лейтенантом. И заметь, именно в двадцатой танковой! Когда нас отсюда вышвырнули, как собак, в даурские степи, в палатках жить, подумал, что все, конец службе. Потом две чеченские кампании за плечами. Короче, Громов, надоел мне весь этот бардак, из армии я уволился в 2003 году. Где только не работал: и крупье, и таксистом, и охранником в автосалоне. Потом революция, то, се, вдруг гляжу, в Интернете объявление: Министерство обороны бывших офицеров на переаттестацию приглашает. Подумал, может, еще Родине послужу? Дальше – ты сам все знаешь. За семь лет я из подполковников в генерал-лейтенанты прыгнул. К чему я это рассказываю, Громов? Да к тому, что рано они нас хоронить поспешили. Все эти немцы, французы, американцы после 91-го года расслабились. Думали, сдохли мы уже или вот-вот помрем. А вот им! – Бородулин сделал характерный жест, хлопнув себя по локтевому сгибу. – Запомни, полковник, они нас боятся. К тому же дерутся, оборачиваясь, на конгресс, парламент, избирателей… А мы смотрим только вперед. Так что дерзай, Громов, удачи тебе на новой должности.
Танковая бригада, впитывая в себя, словно губка, новых людей и боевую технику, прибывшую маршем через Волынь, готовилась совершить очередной, какой уже по счету, рывок на запад. В голове у Громова постоянно прокручивался, словно на магнитофоне, последний разговор с Бородулиным. Генерал без всякого сомнения был прав: разучились натовцы масштабно воевать. Вот в 1991 году, перед началом знаменитой «Бури в пустыне», американский командующий генерал Норман Шварцкопф во всеуслышание объявил про заготовку медицинской службой армии США 10 000 стандартных пластиковых мешков для погибших солдат. То есть, планируя разгром Саддама в Кувейте, американцы планировали только безвозвратные потери, приблизительно в десять тысяч человек, о чем честно заявили обществу, и общество их поддержало: десять так десять – на то и война…
А сейчас, просочись такая информация про массовые заготовки пластиковых мешков, журналисты, либералы и «общественные организации» заживо сожрали бы не только командующего операцией, но заодно и министра обороны, и начальника ОКНШ. Ох-ах, какие потери! Такого не бывает! Все должно быть чинно, благородно, как в Югославии, – немножко побомбили издалека, и здравствуй, победа. В современном западном обществе очень низкий «болевой порог». Когда американцы, оставшись единственной сверхдержавой на планете, по щелчку пальцев легко крушили иракские и югославские армии, они забыли, что за их действиями внимательно смотрят, изучают слабые и сильные стороны их военной машины, перенимают их опыт, накапливают, обобщают, делают выводы.