— Когда мы стояли лагерем под Ледисмитом, — рассказывал Гучков заплетающимся языком, так как лимит выпитого превысил отметку «Вам на сегодня хватит!», — местные жители приносили в дар духам на алтарь, расположенный недалеко от нашей части, разные вещи. В основном — еду. Почти каждый день…
— И местные жители думали, что духи будут её есть?
— Так духи и ели…
— Господа, тише! — шипел на расшалившихся офицеров Кошко, — вы нас демаскируете…
— Почему? — делал брови домиком Герарди, — мы же говорим по-немецки!
— Да, но материтесь-то вы по-русски! — вздыхал непьющий сыщик…
— Господа! — подал голос Щетинин, когда Гучков начал с подозрением осматривать салон в поисках тех, кто не любит буров, — а не соизволите ли прогуляться в купе? Я хотел бы предложить партию в вист!
— Ну как не уважить человека после такого витиеватого приглашения? — покорно кивнул командир группы.
— Только, если можно, бегом, — прошипел на ухо кутилам Кошко.
— Всемилостивейший государь, — заметил Гучков. — Мы — контуженные. Посему, высочайшей милостью от бега освобождены. Правда, милорд?
— Зрите в корень, ваше сиятельство, — ещё раз кивнул Герарди.
— Тогда ползком, но только быстро! — подхватил под руки подопечных Кошко, тревожно оборачиваясь на остальных обитателей вагон-салона (*), с явным интересом разглядывающих «великолепную четверку».
— Любезный! — притормозил у тамбура командир разведгруппы, — почему так долго стоим? Когда двинем на российскую границу?
— Не могу знать, — пожал плечами проводник, — но думаю, что теперь не скоро…
— А что так? Дрова закончились? — пьяненько прыснул в кулачок Гучков.
— А вы что, не знаете? — удивился проводник, — в России — революция!..
Глава 4 Госсовет и комплот — днём ранее
Граф, общественный и государственный деятель, почётный член Императорской Академии, ближайший советник императора Александра I, Михаил Михайлович Сперанский (по отцу — Васильев) получил свою фамилию при поступлении во Владимирскую семинарию не случайно. «Sperare» по латински — надеяться. Государственный Совет — главное детище Михаила Михайловича, создавался в полном соответствии с приобретенной фамилией графа и тоже был надеждой — на создание справедливого демократического общества, как основу всеобщего процветания и согласия.
Безусловная демократичность Госсовета Российской империи заключалась в том, что его членами могли стать любые лица, вне зависимости от сословной принадлежности, чина, возраста и образования. Предполагалось, что учреждение объединит самых бойких, прогрессивных и профессиональных, без оглядки на происхождение. Прекрасная задумка! Беда была в том, что членов Государственного совета назначал и увольнял император, и только его личное представление о вышеперечисленных качествах имело значение. Добивало хорошую идею то, что за результаты своей работы члены Госсовета не несли вообще ни малейшей ответственности. Не удивительно, что в результате неразборчивой кадровой политики Госсовет очень быстро превратился в синекуру для приближённых к престолу, в этакий элитарный клуб, где можно было ненапряжно порассуждать о политике, экономике и заодно учесть свои собственные, насквозь шкурные интересы.
Однако в морозный зимний день 1901 года Госсовет собирался совсем в другом настроении. События последнего месяца напрочь выбили высших чиновников империи из привычной благодушно-созерцательной колеи. Атмосферу заседания можно было смело использовать для генерации электричества. Последние, пока ещё полуофициальные известия из Германии о наличии польской сделки, прорвали плотину привычной сдержанности, породили водовороты и цунами и их энергия вот-вот готова была выплеснуться из стен Высокого Собрания на бескрайние просторы России.