Сталь Императора

Когда адмиралы и офицеры расступились, пропуская невысокого человека, спешащего в вагон, стоящий у входа солдат не смог взять «на караул», чуть не выронив винтовку из задубевших рук.

Подхватив и вернув часовому оружие, император оглядел синего от мороза гвардейца, остановился, прищурил глаза и спросил:

— Как долго на посту?

— Больше часа, вашество, — просипел солдат, отчаянно пытаясь не стучать зубами.

— Начальника караула — ко мне! — тихо приказал император.

Подбежавшему с докладом штабс-капитану не удалось даже открыть рта.

— Почему солдат экипирован без учёта погодных условий? — лязгнул, как поезд сцепками, голос самодержца.

— Ваше Величество! Командующий сказал, что не положено… почетный караул… Как же тут?

— Я вам покажу — не положено! Командующего штаб-квартирой — ко мне! Начальник караула! Приказываю — на пост — шагом арш!

Обалдевший штабс-капитан автоматически развернулся «кругом» и замер рядом с часовым.

— А ты, братец, — уже другим, участливым тоном продолжил император, — марш внутрь, прямиком на кухню и скажи, что я приказал — горячего чая с коньяком. Немедленно!

— Но Ваше Величество!

— Разговорчики!..

Командующий императорской штаб-квартиры генерал-лейтенант Олсуфьев ловко вывернулся из толпы придворных и, обозначив строевой шаг, отработанным движением бросил правую руку к срезу головного убора:

— Ваше императорское Величество…

— Генерал, что это? — тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес монарх. — Что вы тут за показуху устроили за счет солдатского здоровья? Или вы думаете, что часовой, находясь в полуобморочном состоянии, будет способен оказать сопротивление злоумышленникам?

— Но Ваше Величество!

— Молчать! Это не ваши игрушки, генерал! Это вообще не игрушки, а живые люди! Вам что-нибудь говорит формулировка «доведение караула до недееспособного состояния, сиречь — вредительство и косвенное покушение на жизнь монарха»?

Розовощёкое, пышущее здоровьем лицо генерала моментально сделалось серым. Аресты, катящиеся с похожими обоснованиями зловещим колесом по столице, нарисовали придворному живописную картину его ближайшего будущего.

— Проверить караул на наличие простуженных и обмороженных, — тем временем сухо и лаконично сыпал командами монарх. — Заболевших — госпитализировать. Часовых на время несения службы обеспечить шубой и валенками. Если для этого надо пересмотреть регламенты и уставы — сделать немедленно! Об исполнении доложить. Вынужденный простой правительственного поезда вычесть из жалованья командующего штаб-квартирой!

Император поднял голову, окинул взглядом столпившихся на перроне и решительно шагнул к первой паре приглашенных:

— Господин Столыпин! Господин Балакшин! Спасибо, что нашли возможность приехать на аудиенцию. Из-за нехватки времени говорить будем по дороге. Впрочем, это и неплохо — под перестук колес легче течет беседа. Прошу пройти в кабинет и обождать — буду через 10 минут.

Приглашенные послушно нырнули с февральского мороза в протопленный вагон. За ними потянулись другие участники путешествия, аккуратно обтекая оказавшегося «на часах» штабс-капитана и услужливо расступаясь перед генералом Олсуфьевым, рванувшим аллюром выполнять полученные предписания. Предупредительный флигель-адъютант распахнул дверь. Стюард поставил на стол дымящиеся стаканы с чаем и вазу с сушками. И с этого момента о приглашённых все забыли.

Ковенский предводитель дворянства Пётр Аркадьевич Столыпин был вполне доволен собственной карьерой. В неполные 39 лет — камергер, коллежский советник, что соответствовало воинскому званию полковника, да ещё и с «Анной на шее». Четыре дочки в семье, любящая супруга и жутко беспокойный нрав, заставляющий взваливать на себя все новые обязанности и буквально фонтанировать инициативами. Предметом его особой заботы являлось Сельскохозяйственное общество, взявшее под контроль и опеку всю местную хозяйственную жизнь. Столыпин рьяно принялся за расселение желающих на хутора, ликвидацию чересполосицы, закупил современные аграрные орудия и искусственные удобрения, ратовал за внедрение многопольных севооборотов и мелиорации. Не успокаиваясь чисто техническими вопросами, развивал, как мог, сельскую кооперацию. Вкладывался и в образование — открыл ремесленные училища и специальные женские гимназии.

Проводимые нововведения сразу же вызвали сопротивление крупных землевладельцев. На одном из заседаний князь Святополк-Четвертинский заявил, что «нам нужна рабочая сила человека, нужен физический труд и способность к нему, а не образование. Образование должно быть доступно обеспеченным классам, но не массе…» Столыпин дал резкую отповедь:

«Бояться грамоты и просвещения, бояться света нельзя. Образование народа, правильно и разумно поставленное, никогда не приведёт к анархии».

Вызов в столицу Столыпин связывал именно с этим конфликтом, был морально готов к «порке» и защите собственной точки зрения по вопросу агроэкономики.