Stal og lidenskab (СИ)

Шли дни, пролетали месяцы, а Белый Волк и не думал возвращаться в цивилизованный мир и продолжать работу. Его печаль по Ласточке стала настолько невыносимой, что каждое движение оказывалось мучением, словно все конечности были переломаны. Никто не мог помочь Геральту. Друзья были бессильны, колдуны рвали на себе волосы от беспомощности, мгла медленно, но верно поглощала ведьмака и все, что было ему когда-то дорого…

- Нет, это неправильно, - надувшись, проговорила девочка, попавшая в зал неведомо откуда. Ее темные короткие волосы закрывали половину лица, а на оставшейся виднелись полные алые губы и небольшой карий глазок. – История не может так закончиться.

- Кто пустил сюда эту бродяжку? – возмутилась баронесса, поднимаясь со своего места и с недовольством глядя на двух стражников у главной двери, обрамленной вставными серебряными пластинами. – Уберите ее немедленно!

- Нет нужды, дорогая баронесса, - мягким голосом произнес поэт, откладывая лютню, на которой, перебирая струны, наигрывал печальную мелодию. Мужчина протянул руку девочке с нежной улыбкой. – Пойди сюда, милое дитя. Тебя никто не обидит, не бойся. Вот так, молодец.

Когда маленькая гостья уселась на колени трубадура, все взоры присутствующих благородных дам и милсдарей уставились на ее очаровательное личико, прикрытое грязным каштаном волос. Чуть покраснев, ребенок потупил взгляд и стал перебирать тесемочки на своем поношенном сером платьице. Поэт аккуратно провел рукой по детским волосам.

- Я тебя слушаю, - ласково сказал трубадур в цветных одеждах, рядом с которым девочка казалась мрачной тенью.

- Ведьмак… Геральт из Ривии… он, - бедняжка запиналась от волнения, не смея поднять глаз и поглядеть на мужчину, чьи колени она оккупировала на короткий срок.

- Не спеши, - улыбнулся поэт. – Успокойся и скажи то, что хотела. Никто не станет тебя осуждать или ругать.

- История Белого Волка не может закончиться тем, что он умрет от печали по своей возлюбленной. Так не должно быть, - спустя минуту произнес ребенок, набрав в легкие побольше воздуха.

- Ну конечно, - с едкой издевкой и неприятным смехом воскликнула одна из графинь. – Он хоть и пес, но подыхать от печали ему незачем, - женщина с яркими рыжими волосами наклонилась вперед и заглянула девочке в глаза. – Не волнуйся, крошка. Выродка прикончила какая-нибудь пагубная тварь в трясине. Он умер по пояс в дерьме и крови, - она подняла бокал с вином и сделала большой глоток, глядя строго перед собой, - как и положено чудовищам, вроде него.

- Ребенку такое знать необязательно, - вмешался Дийкстра, чьи глаза прожгли говорливую даму насквозь. Он не пылал особой любовью к Геральту, но поганить хорошее имя позволить не мог.

- Не один ведьмак еще не умер в своей постели, - постарался успокоить собравшихся другой гость. – Это известно всем.

Опустившееся молчание адской стрелой прожгло всех присутствующих в большом пиршественном зале, веселье и тихая пелена прекрасного, основавшиеся под его чертогами, внезапно закружились неугомонным вихрем и пропали в темных углах.

- Выродок, нечего и думать, - уже тише оскалилась рыжеволосая графиня, делая новый глоток великолепного вина.

- Этот выродок сохранил жизнь моему сыну, - вмешалась баронесса ла Валетт, с неприкрытой злостью глядя на женщину, - которого ваши безбожные псы пытались догнать на дорогах и освежевать на глазах у всех. Так что поберегите свой голосок, графиня, пока не лишились жизни.

Атмосфера, кружившая теплым и приятным вечером всего несколько минут назад, бесследно растаяла в воздухе с последними словами баронессы. Поэт незаметно отправил девочку на кухню, а сам вернулся к поглощению пищи, желая поскорее покончить с этим приемом и всеми, кто здесь находится.

Трубадур медленно брел по безлюдной улочке, вымощенной старыми камнями Новиграда и освещаемой редкими настенными факелами, смотря себе под ноги и размышляя о событиях минувшего вечера, который заставили мужчину вернуться к тяжелым воспоминаниям. Безлунная ночь посылала ему легкий ветер, трепавший короткие темно-каштановые волосы. Но ни ветру, ни звуку падающих из трубы капель было не под силу заставить трубадура выкинуть из головы мысли, оставляющие осадный отпечаток на сердце. Должно быть, внутри ему было настолько горько от всего, что он потерял за эту жизнь, что на уста вырвалась старая, давно забытая баллада о прекрасной, нежной и чистой любви, чью мелодию мужчина наигрывал на лютне чаще, чем мог это заметить.

Когда мой жизненный путь будет пройден,

И ангелы попросят меня вернуть им трепет сердца,

Тогда я скажу им, что помню тебя.

Я помню тебя,

Ты единственная, кто исполнил все мои мечты

Несколько поцелуев назад.*

Еще несколько шагов одинокий путник старых дорог напевал мелодию, тянущую самые потаенные струны души, пока не услышал тихий шелест старого платья за спиной. Трубадур остановился и, выпрямившись, быстро повернулся, готовый отбиваться от непрошенных преследователей. Каково было изумление поэта, когда в переулке он увидел маленькую девочку, что сидела на его коленях этим вечером.