Стален

Многие челночили, торговали сигаретами или сникерсами на Луже, где не было споров о ГУЛАГе и Сталине, где за неосторожное слово могли разбить голову гирей, где обсуждали не Бунюэля или Пазолини, но «Кровавый спорт» или «Крепкий орешек», а чаще говорили о том, кого и где убили, сколько стоит крыша у «солнцевских», почем можно взять пятилетнюю «бэху» или сколько раз за ночь можешь кончить…

В конце августа Виктор Львович как бы между делом поинтересовался моими планами, и я понял, что пришла пора прощаться с Троицким.

– У отца в конце ноября обследование в клинике, – сказал Топоров-младший. – Сами видите, ему все хуже. Возможно, потребуется пересадка сердца. Матреша и Нинель хотят быть рядом с ним. Лилия мечтает поехать в Испанию на несколько месяцев. Персонал мы рассчитаем, да многим из них давно пора на пенсию. А вы…

– Подыскал место в одной редакции, – соврал я без колебаний. – Хочу снять поблизости квартирку.

Он кивнул.

В середине сентября Лев Дмитриевич Топоров объявил об отъезде из Троицкого и попросил о встрече.

Рядом с чашкой на его столе лежала книга Фукуямы, заложенная почтовым конвертом.

– И как вам, Лев Дмитриевич, конец истории? Фантастика? – спросил я, чтобы не молчать.

– Принимать завершение какого-то этапа истории за конец истории вообще – по меньшей мере непродуктивно…

– Либерализм победил, противников не осталось…

– Проблема, мне кажется, в том, что прекрасные гуигнгнмы пытаются навязать всему миру некие общечеловеческие ценности, которые на самом деле являются ценностями самих гуигнгнмов, и унифицировать жизнь, лишив ее будущего. Прагматизм и мессианство – сильнейшие ресурсы гуигнгнмов, но чувство неисчерпаемости этих ресурсов таит огромную опасность для благородной расы…

– И что потом? Поворот влево?

– Ну левые и без того всюду у власти – и в Европе, и в Америке. Точнее, это люди, которые довели левые идеи до абсурда. Вся эта борьба за права меньшинств, пренебрежение к большинству, уничтожение всех и всяческих границ, ревизия всех традиций, отказ от политического в политике…

– Значит, нам еще предстоит поворот вправо?

– Не знаю. Но пищеварительный сок – плохая замена крови…

Старик выглядел вовсе не таким больным, как говорил Виктор Львович, и это меня даже порадовало.

– Виктор сказал, что вы хотите покинуть нас…

– Рано или поздно это должно было случиться, – сказал я. – Я ведь тут мало-помалу теряю ощущение времени…

Он кивнул.

– С интересом буду следить за вашим творчеством… даже оттуда…

И с улыбкой поднял палец к небу.

Скромный нахмурился, но промолчал.

Я встал, чтобы откланяться.

– Минутку, – сказал Лев Дмитриевич, придвигая ко мне книгу Фукуямы. – Вы должны это взять.

– Но я читал, Лев Дмитриевич…

– Это…

В конверте, которым была заложена книга, были деньги.

Топоров с улыбкой протянул мне руку.

Мне показалось, что я пожимаю руку скале, облаку или историческому материализму.

Глава 30, в которой рассказывается о черных воронах, необъяснимых убийствах и воплях дьявольских

21 сентября 1993 года по телевидению выступил президент Ельцин, который фактически распустил Верховный Совет, Съезд народных депутатов и объявил, что 11–12 декабря состоятся выборы в Государственную думу.

В тот же день его соперник – Председатель Президиума Верховного Совета Хасбулатов назвал действия президента государственным переворотом, а вечером Президиум Верховного Совета отстранил Ельцина от власти, возложив обязанности президента на Руцкого.

– Ну вот и посмотрим, – сказал Брат Глагол, не скрывая зевоты, – кто кого: Верховный главнокомандующий – бунтовщика или чеченский интриган – русского медведя…

Он целыми днями сидел у телевизора и пил, а вечером к нему присоединялся Август с шлюхами.

Самым странным было участие в этих попойках ангела Ванечки. Было непонятно, что его привлекало – выпивка или женщины. А может, было еще что-то: однажды я видел, как Август обнял Ванечку, сжав рукой его ягодицы, и поцеловал его взасос, и ангел принял это как должное.

Но мне 21 сентября запомнилось не столько началом открытой войны Ельцина и Хасбулатова, сколько нашествием ворон.

Хотя Троицкое находилось далеко от Москвы, здесь было довольно много серых ворон, городских, хитрых. Залетавшие из окрестных лесов черные вороны были малочисленны и держались особняком, не вступая ни в союзы, ни в драки с серыми.

И вот вдруг утром 21 сентября все переменилось.

Из леса, окружавшего со всех сторон Троицкое, ни с того ни с сего хлынули сотни, тысячи черных ворон, при появлении которых серые тотчас исчезли. Черные вороны обсели все деревья, крыши, карнизы и фонарные столбы. Они бродили в траве, рылись в песке на берегу пруда, сидели на дорожках и проводах, наполняя воздух отрывистыми хриплыми криками. Перед закатом вороны перебрались с луга на деревья и крыши, а утром разбудили меня многоголосым карканьем.