Сталин

Мы знаем сегодня, что сразу же после смерти Сталина в руководстве партии начались едва заметные процессы, направленные на освобождение от пут сталинизма. Эти подвижки ускорились после ареста и расстрела Берии, акции, которая позволила новому руководству глубже и масштабнее рассмотреть то, что творилось за сталинскими кулисами, хотя многое соратникам было хорошо известно и ранее. Вскоре после того, когда была определена дата XX съезда, первого после смерти Сталина, Хрущев на одном из заседаний Президиума ЦК партии неожиданно предложил создать комиссию по расследованию злоупотреблений, творившихся во времена Сталина. Первый секретарь решился на этот шаг не по "зову сердца и совести", как он стал уверять всех позднее. Дело в том, что, как только забальзамированного Сталина поместили в Мавзолее рядом с Лениным, в ЦК, в правительство, в различные государственные инстанции пошел все увеличивающийся поток писем от тех, кто был надолго упрятан за колючую проволоку зон, от родных и близких, разыскивающих своих отцов, матерей, братьев и сестер. То была стихийная волна протеста и надежды, мольбы и веры в восстановление попранной справедливости.

Хрущев распорядился подготовить на основе писем несколько обзорных записок, которые в сочетании с дезавуированным "ленинградским делом", пересмотренными "делами" отдельных заключенных, сумевших выйти на ЦК, убедительно показали преступную фальшь многих обвинений. Стало ясно, что, когда в ближайшие год-два у огромного количества осужденных по различным пунктам 58-й статьи закончатся сроки, этих людей нужно будет вернуть домой. Они принесут вечную боль, недоумение, а затем и требования наказать виновных. Теперь, после смерти Сталина и Берии, никто не осмелится и дальше гноить этих людей в лагерях и ссылках. Другими словами, Хрущев почувствовал, что партия и страна поставлены перед исключительно сложным и ответственным выбором. Уже само предложение о создании комиссии вызвало яростное противодействие со стороны Молотова, Кагановича, Ворошилова. Но Булганин, Микоян, Сабуров, Первухин, при колеблющемся пока Маленкове, создали Хрущеву перевес. Комиссия была создана. Ее возглавил П.Н. Поспелов, долго работавший главным редактором "Правды", а затем директором Института Маркса - Энгельса - Ленина. Хрущев распорядился допустить комиссию к материалам МВД и КГБ. И надо сказать, Поспелов потрудился основательно. Так же, впрочем, как несколько лет до этого, составляя вместе с Г.Ф. Александровым, М.Р. Галактионовым, B.C. Кружковым, М.Б. Митиным, В.Д. Мочаловым "Краткую биографию" И.В. Сталина. Когда накануне съезда Поспелов доложил Хрущеву и всем членам Президиума выводы комиссии, Первый секретарь наконец понял, что этот документ или проломит бетонный панцирь лжи, мифов, легенд, связанных со Сталиным, или политически похоронит его самого.

Хрущев несколько раз возвращался к докладу Поспелова, спрашивал коллег: что будем делать? Как доведем выводы комиссии до делегатов съезда? Кто это сделает? Может быть, Поспелов? Молотов, Ворошилов, Каганович долго и упорно, иногда с яростью, сопротивлялись. Ход этих ожесточенных споров не протоколировался, но по воспоминаниям самого Хрущева, некоторых других товарищей у противников докладa было несколько "железных" аргументов: кто нас заставляет выворачивать "грязное белье"? Не лучше ли потихоньку поправить перегибы? Понимает ли сам Хрущев, к каким последствиям может привести обнародование выводов комиссии? И, наконец, разве все члены Президиума ЦК не причастны (в той или иной мере) к беззакониям прежнего времени? Разве можно не учитывать все эти опасения? Но Хрущев победил: 13 февраля ЦК принял решение ознакомить делегатов с докладом о культе личности на закрытом заседании съезда. Хотя самого Хрущева тоже не раз охватывали сомнения. Но он вспоминал о письмах заключенных, возвращался мысленно к безумию прошлых лет и все тверже, приходил к выводу: результаты столь массового террора, беззаконий, страшных злоупотреблений долго утаивать все равно не удастся. Рано или поздно правда станет известна. Нужно взять инициативу в свои руки и сказать партии эту страшную правду. Народу Хрущев, к сожалению, говорить об этом не собирался.

Когда казалось, что очередной, XX съезд благополучно докатился до своего привычного конца, чтобы занять место среди других, таких же невыразительных и "организованных", сразу же называемых печатью "историческими", наступило главное. Делегатам съезда было объявлено о том, что состоится закрытое заседание. Булганин, председательствовавший на этом заседании, предоставил слово Первому секретарю ЦК партии.

Это был звездный час Хрущева. В свое время ортодоксальный сталинист, никогда ни в чем не возражавший "вождю", он неожиданно проявил историческую смелость, гражданское мужество, способность перешагнуть через десятилетиями создававшиеся предрассудки. Как потом выяснится, это было не случайным шагом Хрущева.