Сталин

— Хватит ли у Каменева и Зиновьева смелости повторить теперь эти слова? Если они готовы их повторить, почему они находятся теперь в блоке с Троцким? Если они не решаются их повторить, то не ясно ли, что они отошли от ленинизма и перешли на сторону троцкизма.

В результате Сталин почти одновременно разбил не только Троцкого, но и Каменева и Зиновьева — и положил конец олигархии болота, в которой сам вынужден был так долго барахтаться. Троцкий был при презрительном и злорадном молчании страны отправлен сначала в ссылку, потом за границу. Каменев и Зиновьев скоро «покаялись», приползли обратно в партию, но власти уже не получили, а только сытный кусок, при условии — сидеть тихо и изредка помогать Сталину. Каменев был впоследствии использован Сталиным для провокации Бухарина на откровенные заявления, которые, будучи немедленно переданы Каменевым Сталину, послужили большим козырем последнего в борьбе с «правой оппозицией».

Борьба Сталина с правой оппозицией, с Рыковым, Томским, Бухариным, вчерашними его союзниками, которые, в конце концов, стали тоже связывать его, мешали утверждению полного, неограниченного его самодержавия, мешали полному проведению взятого им курса на полное порабощение страны и перенапряжение ее сил для осуществления его планов, была значительно легче. Вожди правой оппозиции были слишком слабыми людьми — и не сумели использовать той атмосферы сочувствия и поддержки, какая создалась вокруг их имен в стране. Они боролись, подобно Троцкому, словами, речами, резолюциями и даже более, надо сказать, слабыми. Единственным же аргументом в той обстановке, какая создалась к тому времени в Москве, был вооруженный кулак. Единственным путем: политический заговор и переворот… Сталин не рискнул выбросить вождей правой оппозиции из партии. За ними стояли еще слишком сильные слои. Они имели слишком глубокие корни в партии и стране. Но он их заставил публично покаяться, высечь себя самих, отстранил их от власти, посадил на нейтральные места. Бухарин сейчас ведает советской наукой, а Рыков — народный комиссар почт и телеграфов.

Любопытно, между прочим, что когда в свое время троцкистско-зиновьевский блок резчайшим образом выступал против Бухарина, то Сталин говорил:

— Чем объяснить, что, несмотря ни на что, все еще продолжается разнузданная травля Бухарина? Чего, собственно, хотят от Бухарина? Они требуют крови Бухарина. Именно этого требует Зиновьев… Крови Бухарина требуете? Не дадим вам его крови, так и знайте…

И рассказывая дальше о планах троцкистов, которые в 1923 году предлагали Сталину уничтожить политбюро и на его место поставить «политизированный секретариат» в составе Зиновьева, Троцкого и Сталина, т. е. диктаторскую тройку[15]

, Сталин говорил:

— Что это значит? Это значит руководить партией без Рыкова, без Калинина, без Томского, без Молотова, без Бухарина… Из этой платформы ничего не вышло не только потому, что она была в то время беспринципной, но и потому, что без указанных мною товарищей руководить партией невозможно. На вопрос, заданный мне в письменной форме из недр Кисловодска, я ответил отрицательно, заявив, что если товарищи настаивают, я готов очистить место без шума, без дискуссии, открытой или скрытой, и без требования гарантии прав меньшинства…

Но Сталин остался. Мало того. С лета 1930 г., с XVI съезда партии, он стал неограниченным самодержцем Советской страны. Он предпочел ни с кем не делить власть. Диктатуре политбюро, диктатуре «тройки» он предпочел свою единоличную диктатуру. Он сам поднял и поощрял разнузданную травлю Бухарина. Сам начал требовать его крови. И руководит сейчас партией без Рыкова, без Томского, без Бухарина и даже без Молотова, потому что Молотов, с назначением его председателем Совнаркома, освобожден от поста секретаря партии…

Еще один штрих. Было время, когда Зиновьев и Каменев торопили с расправой над Троцким. Они требовали его снятия с поста члена политбюро. Они требовали, по-видимому, и чего-то большего. Сталин, более осторожный, понимал, что время для этого еще не пришло, что Троцкий недостаточно еще скомпрометирован в глазах партийных масс, и такой шаг поэтому будет рассматриваться только как личная интрига. Он предлагал ограничиться только снятием Троцкого с поста наркомвоенмора. Рассказывая об этом в 1925 г., на XIV съезде партии, он говорил:

— Мы не согласились с тт. Зиновьевым и Каменевым потому, что знали, что политика отсечения чревата большими опасностями для партии, что метод отсечения, метод пускания крови — а они требовали крови — опасен, заразителен: сегодня одного отсекли, завтра другого, послезавтра третьего, — что же у нас останется от партии?..