Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Позднее в мемуарах Жордания заявил, что «на этом съезде все наши делегаты были меньшевики; отсутствие в Грузии влияния большевиков стало понятным и для русских, хотя Иосиф Джугашвили и его друзья привезли мандаты из Борчалинского уезда, где никаких партийных организаций не существовало, и мандатная комиссия их мандатов не признала»^[771]. Ему вторил другой участник съезда – Г. Уратадзе, утверждавший (возможно, под прямым влиянием мемуаров Жордании, на которые он ссылался), что «все делегаты от закавказских организаций были меньшевиками, ни одного большевика. Историки большевиков, как всегда, так и в этом случае, лгут, когда пишут, что на этом съезде в качестве делегата был Сталин. Правда, Сталин приехал на съезд, но он не был в числе избранных делегатов. Он приехал как делегат «Борчалинской социал-демократической организации», но так как такой организации не существовало, мандатная комиссия, конечно, не признала его мандата и он должен был покинуть съезд. Но бюро большевистской фракции просило нашу делегацию не возражать против допущения его с совещательным голосом и только после нашего согласия на это Сталин был допущен на съезд с совещательным голосом»^[772]. В этих словах много неправды, опровергаемой протоколами съезда, которые впервые были изданы еще в 1907 г. и подлинность их ни одна из фракций не оспаривала. Никаких «друзей» Иосифа Джугашвили на съезде не было, в то же время он вовсе не был единственным большевиком из Закавказья; в списках съезда он числился делегатом с решающим голосом, и не от уезда, а от Тифлиса, мандат его никто не оспаривал, и Жордания знал это лучше других, так как сам входил в мандатную комиссию. (Возможно, впрочем, что в его памяти четвертый съезд спутался с пятым, где Джугашвили действительно представлял Борчалинскую группу и получил совещательный голос.) Наконец, упомянутые русские партийцы вынесли несколько иное впечатление, нежели полагал Жордания. Так, А. В. Луначарский вспоминал, что «когда все более или менее собрались, началась усиленная горячая работа по подсчету голосов. Все меры были приняты, чтобы выявить и наличность голосов, могущих поддержать меньшевиков или нас, и наличность шансов провести одних, отвести других через мандатную комиссию. Постепенно выяснилось, что большинство, хотя и не очень подавляющее, принадлежит меньшевикам. Это было неприятное открытие. Урал, правда, поднажал, и уральцы составляли своего рода железную когорту нашей фракции. Зато меньшевики привезли видимо-невидимо кавказцев»^[773].

Немудрено было заподозрить неладное, если харьковский делегат сообщил, что у них имеется до тысячи организованных рабочих^[774], меньшевик С.Девдориани – что бакинская организация насчитывает 1080 человек   ^[775]. В сравнении с этим 4 тысячи членов партии по одному непромышленному Тифлису, не считая остальной Грузии, конечно же, выглядели неправдоподобно. Очевидно, грузинские меньшевики весьма специфически подошли к учету членов партии. Равным образом на свой манер они поняли и объединение, решив просто вытеснить большевиков и сделать вид, что оппоненты не существуют. Это создавало напряжение между ними и Ивановичем-Джугашвили, прорывавшееся в дебатах по разным поводам.

Оба они, Жордания-Костров и Джугашвили-Иванович, на первом же заседании съезда были избраны в комиссии: Жордания в мандатную, Джугашвили в комиссию для составления опросного листка делегатов. В мандатную комиссию вошел также С. Шаумян. Очевидно, что, поскольку выборы комиссий происходили на первом заседании, многие – если не большинство – делегатов не были еще лично знакомы друг с другом. Чем они руководствовались при голосовании? Факт избрания в комиссию вроде бы должен означать определенную известность в партии, репутацию. Можно ли полагать, что и Жордания, и Шаумян, и Джугашвили на тот момент ими обладали?