Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

С лета 1906 г. для Иосифа Джугашвили начался короткий период семейной жизни в доме родственников, с молодой женой. Познакомил его со своей семьей, состоявшей из трех сестер, Александр Семенович Сванидзе. Старшая из сестер, Александра, в 1904 г. вышла замуж за Михаила Монаселидзе, знавшего Джугашвили по семинарии. «Как-то мой шурин отозвал меня в сторону и сообщил, что желает привести к нам на ночевку товарища Сосо Джугашвили, он просил ничего не говорить пока об этом его сестрам. Я был согласен. С этой поры товарищ Сталин начал проживать в нашей квартире. Это было в 1905 г. Сюда к нему приходили „Камо“, Миха Бочаришвили, Миша Давиташвили, Г. Елисабедашвили, Г. Паркадзе и время от времени М. Цхакая, Ф. Махарадзе, С. Шаумян и др.», – вспоминал Монаселидзе^[844].

Сестры имели швейную мастерскую в том же доме, где и жили, на Фрейлинской улице в Тифлисе. Мастерская пользовалась известностью, сестры были модными портнихами. Когда Иосиф Джугашвили отправлял из Стокгольма открытку, адресованную М. Монаселидзе, он, очевидно, предназначал ее для Екатерины Сванидзе, но приличия не позволяли писать ей напрямую. Текст послания выдержан в традиции слегка церемонных обывательских писем родственникам (см. гл. 11, док. 18). Открытку он выбрал с репродукцией картины Ээту Исто «Нападение», написанной в 1899 г. и ставшей символом русификации Финляндии и национально-освободительной борьбы финнов. На этой картине в духе бурного романтизма изображена дева в белом платье, на скале у бурного моря, с большой книгой в руках, на книгу кидается огромный черный орел, символизировавший Российскую империю^[845]. Знал ли Иосиф Джугашвили о смысле картины или просто выбрал понравившуюся открытку с эффектной романтической сценой? Если он знал подоплеку, то открытку выбрал не случайно, может быть, даже с намеком на сходное положение Грузии. Если же не знал, то при виде этой открытки напрашивается предположение, что Коба и сестры Сванидзе были неравнодушны к «Песне о буревестнике» М. Горького.

После свадьбы молодожены остались жить в доме Сванидзе. Там по-прежнему бывали товарищи Кобы по партийной работе. Екатерине Сванидзе их визиты стоили полуторамесячного пребывания под арестом в ноябре-декабре 1906 г. Как выяснил А. В. Островский, причина была в том, что однажды Камо привел к ним ночевать эмиссара ЦК, приехавшего из Москвы. 20 октября в Москве при ликвидации Областного бюро Центрального района РСДРП у одной из задержанных был найден адрес «Фрейлинская 3, швейка Сванидзе, спросить Сосо». Когда жандармы явились 13 ноября с обыском, Кобы в городе не было, а Екатерину Сванидзе, тогда беременную, арестовали. Поскольку в ее паспорте не было отметки о браке и она сохранила прежнюю фамилию, в ней не заподозрили жену известного большевика. К тому же ее выручила профессия: среди клиенток сестер Сванидзе была жена жандармского полковника, с ее помощью удалось договориться, чтобы Екатерину держали не в тюрьме, а при полицейской части. Поскольку жена пристава также шила у нее платья, закончилось дело проживанием Като Сванидзе в доме пристава. Джугашвили даже приходил туда на свидания, полиция по-прежнему не знала его в лицо^[846].

18 марта 1907 г. у них родился сын Яков. М. Монаселидзе вспоминал о том, что плач ребенка раздражал отца, но и поиграть с малышом он любил, «целовал его, играл с ним и щелкал его по носику. Лаская ребенка, он называл его „пацаном“, и это имя осталось за ним до сегодняшнего дня»^[847].

Приятельница Екатерины Тина Никогосова упомянула о том, что Джугашвили жил очень скромно и никогда не брал лишних денег из партийной кассы (см. док. 7). Отсюда как будто следует, что он мог получал содержание от партии. Сотрудничая в легальных газетах, он должен был иметь также и гонорары за статьи.

Коба продолжал наведываться в Баку. Город, в предыдущие два года испытавший столько потрясений, понесший большой экономический урон в результате забастовок и межнациональной резни, теперь на фоне резко снизившейся добычи нефти не мог, конечно, сделаться тихим и спокойным. Воспоминания современников оставляют впечатление, что разгул преступности в Баку только усилился. Летом 1908 г. кавказский наместник граф И. И. Воронцов-Дашков в направленной премьер-министру и министру внутренних дел П. А. Столыпину обширной записке о положении в крае сообщил, между прочим, что при общем для Кавказа недостатке численности полиции и средств на ее усиление «исключение представляет собою только Баку, но и то – благодаря тому, что местные нефтепромышленники и город оплачивают из своих средств свыше 2/3 общего штатного расхода на полицию»33. Тем не менее у хозяев, управляющих и крупных служащих нефтепромыслов стало нормой иметь охрану из «кочей». Неудивительно, что и Бакинский комитет сохранял свою боевую дружину, более того, продолжал ее вооружать (см. док. 17, 18, 23).