Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Наконец, весной и летом 1911 г. время и внимание Ленина и его ближайшего окружения были поглощены организацией, подготовкой и проведением партийной школы в Лонжюмо, одним из слушателей которой стал Серго Орджоникидзе. Это способствовало резкому сближению его с Лениным. По окончании занятий школы Серго наряду с двумя другими учениками (Б. А. Бреславом и И. И. Шварцем) выехал в Россию для создания Российской организационной комиссии по подготовке общепартийной конференции. В состав этой комиссии кроме них вошли С. Г. Шаумян, С. С. Спандарян^[314]. По некоторым сведениям, на состоявшемся в Париже 10–17 июня совещании находящихся за границей членов ЦК, где приняли наконец решение о созыве конференции, были намечены и члены Заграничной организационной комиссии, одним из них был назван Коба-Иванович, кроме него – А. С. Бубнов, М. Ф. Владимирский, Б. П. Позерн, П. Г. Смидович, С. Г. Шаумян, от социал-демократии Польши и Литвы Ф. Э. Дзержинский и Я. Тышко^[315]. Вызывает некоторое удивление, что в этом перечне присутствуют имена тех, кто, как Шаумян, находился отнюдь не за границей. Впоследствии реально вошли в Заграничную организационную комиссию другие лица – А. И. Рыков, М. Ф. Владимирский, Г. Е. Зиновьев, А. И. Любимов, В. Л. Ледер, С. Гольденберг^[316]. Не ясно, действительно ли обсуждалось участие Кобы и узнал ли об этом он сам.

Все это вкупе с перерывами в переписке привело к тому, что, отбыв срок ссылки, Иосиф Джугашвили так и не получил сигналов от партийного центра. Срок истек 27 июня, Джугашвили был освобожден от гласного надзора полиции (см. док. 44, 45), хотя негласный надзор был, конечно же, оставлен. Поскольку надо же было куда-то податься, он 16 июля обратился к вологодскому губернатору с прошением разрешить ему пока проживать в Вологде и соответствующее разрешение безо всяких затруднений получил (см. док. 43). К тому времени он уже находился там, отбыв из Сольвычегодска 6 июля (см. док. 44).

Вологда, хотя тоже далекий от столиц провинциальный город, была губернским центром, значительно крупнее и оживленнее Сольвычегодска. В конце XIX столетия Вологда насчитывала 21 тысячу жителей – вдесятеро больше, чем в Сольвычегодске, причем население росло, почти удвоившись к началу Первой мировой войны. Былое торговое значение Вологды, некогда стоявшей на важных водных путях, с наступлением железнодорожной эры упало, но железная дорога принесла оживление иного рода, в городе появились инженеры-путейцы, купцы, лесопромышленники. По реке ходили пароходы, летом ежедневно. Через Вологду шла торговля лесом, приезжие удивлялись тому, что в городе имелась не одна, а несколько отличных, чистых гостиниц. С последней четверти минувшего XIX в. в окрестностях энергично развивалось производство сливочного масла, губерния превратилась в крупнейший маслодельный центр. В самой Вологде имелось полтора десятка заводов, но небольших и не из разряда тяжелой промышленности: по паре винокуренных и пиво-, медоваренных, маслобойный, два свечных, шесть кирпичных, один сельдекоптильный и один скорняжный.

Приезжих Вологда удивляла обилием зелени, церквей и уличной грязи. Как и многие провинциальные русские города, она сохраняла полудеревенский образ жизни, была застроена деревянными одно- и двухэтажными домами с усадьбами, палисадниками, садами. Особенное пристрастие горожане питали к березам. Каменных зданий было немного, преимущественно в них располагались казенные учреждения и учебные заведения. Важной статьей вологодской экономики были садоводство и огородничество, выращивали лук, чеснок, капусту, огурцы, которые затем шли на продажу на север, где в них всегда была потребность. Выращивали также много ягод, поскольку одним из ходовых товаров было варенье. В дождливую погоду и межсезонье улицы тонули в грязи, превращались в сплошные лужи. Не все улицы были замощены булыжником, для пешеходов традиционно сооружали деревянные мостовые по краю улиц, которые, конечно, часто оказывались подгнившими и поломанными. По воспоминаниям местных жителей, один из губернаторов был человеком настолько добродушным, что, когда, идя по улице, провалился ногой в дыру в мостках, ничуть не рассвирипел и только спросил сопровождавшего полицейского, уцелела ли шпора на сапоге. Площади замощены вовсе не были, летом зарастали травой, и на них паслись обывательские коровы. Сооружение водопровода долго и бесплодно обсуждалось в конце XIX столетия; устроили было электрическое освещение улиц, да оно скоро испортилось. Просвещенные критики утверждали, что «санитарное состояние города было ужасно и оставляло желать очень многого».