Зато предметом гордости обывателей был длинный тенистый бульвар, огибавший город и служивший излюбленным местом прогулок. Бульвары были посажены в приступе благоустройства перед посещением города императором Александром I в 1824 г., тогда же на берегу реки возле собора разбили сад; другой сад, названный Александровским, устроили на Сенной площади, окруженной четырьмя церквями. Были в городе театр (по воспоминаниям, посредственный) и приличное число учебных заведений: мужская и женская гимназии, реальное училище, городское училище, духовное училище и духовная семинария. Всего в конце XIX в. было около трех тысяч учащихся, из них почти шесть сотен семинаристов. Про городскую публичную библиотеку мемуаристы из местных жителей вспоминали, что там можно было найти весь популярный набор демократической литературы, на которой росла и приходила к революционным идеям молодежь: комплекты журналов «Современник», статьи Добролюбова, Писарева. Библиотека пострадала от пожара в 1905 г. (ее подожгли черносотенцы), но не закрылась[317]
.Вологда традиционно служила местом политической ссылки, там побывали такие знаменитости предыдущих революционных поколений, как Н.В.Шелгунов и П. Л. Лавров, а в первые годы XX в. – Н. А. Бердяев, А. А. Богданов, А. В. Луначарский, Б. В. Савинков. Сложилась и собственная радикальная среда, проявившая себя во время революционных событий 1905–1907 гг. Затем наблюдался наплыв ссыльных кавказцев, многие из которых даже толком не понимали по-русски. Надо отметить, что, хотя в Вологде существовала среда местной интеллигенции, учащихся, преподавателей, чиновников, нет свидетельств о том, чтобы Иосиф Джугашвили водил с ними знакомство. По-видимому, круг его общения в Вологде ограничивался несколькими ссыльными, квартирными хозяевами, соседями. Впрочем, он в итоге провел в этом городе не так уж много времени.
Н. С. Хрущев рассказывал, что Сталин в застольных разговорах хвастался своей дружбой в Вологде со ссыльными уголовниками (см. док. 63), но Сталин, как кажется, во время застольной болтовни любил морочить и эпатировать свое окружение. Других свидетельств об этом нет.
В Вологде Джугашвили встретил луганского социал-демократа Петра Чижикова, с которым познакомился в Бутырской тюрьме, когда впервые ехал в Сольвычегодск. Чижиков отбыл ссылку в Тотьме, теперь жил в Вологде и служил во фруктовом магазине выходца с Кавказа Ишмемятова. Филеры снабдили его кличкой Кузнец. Из Тотьмы к нему приехала любовница (вслух она называлась его невестой, но жила с ним в одной квартире), тотемская гимназистка Пелагея Онуфриева, дочь зажиточного крестьянина. Эта пара стала ближайшими приятелями Джугашвили. Он частенько прогуливался с Онуфриевой, которая, очевидно, была кокетлива (филеры наблюдения дали ей кличку Нарядная). Джугашвили принял с ней шутливо-фривольный тон, о котором можно судить по двум сохранившимся открыткам, посланным им Онуфриевой, причем открытки он выбрал с весьма смелыми изображениями: в одном случае репродукция картины, представляющей Афродиту, в другом – и вовсе скульптурная группа страстно целующихся нагих любовников (см. док. 112, 123). Скорее всего это были не более чем шутки взрослого (и воспитанного в Грузии) мужчины с щеголявшей своей раскованностью очень юной девицей. Правда, несколько озадачивает запись в филерском дневнике, из которой вытекает, что Джугашвили дважды оставался на ночь в доме, где квартировали Онуфриева и Чижиков. 24 августа филер проводил его до их квартиры, ждал до четверти двенадцатого часа ночи, но выхода поднадзорного не увидел, а на следующий день после полудня встретил их выходящими вместе с Онуфриевой (см. док. 69). Может, тотемская гимназистка была весьма раскрепощенной, но, вероятнее, здесь крылась не более чем очередная хитрость Кобы-конспиратора. В пользу последнего предположения говорит тот факт, что ночь с 26 на 27 августа он снова провел в квартире Чижикова и Онуфриевой (см. док. 69), причем пришли туда они втроем с Чижиковым, и дело было за считаные дни до побега Кобы. К тому же как раз в тот день он перебрался на новую квартиру, так что ночевка у приятеля могла объясняться простой надобностью где-то провести ночь.
Онуфриева впоследствии вышла замуж вовсе не за Чижикова (их отношения прервались с его отъездом из Вологды, хотя она даже ездила к нему в Луганск, но остаться не захотела), в 1930-х гг. она жила в Вологде, носила фамилию Фомина, муж ее служил старшим техником Нефтесбыта и одновременно заведовал столовой этого учреждения, сама П. Г. Фомина лишь в молодости короткое время проработала учительницей, после революции была домохозяйкой[318]
. В разговоре с сотрудницей Института Маркса – Энгельса – Ленина держалась с провинциальной респектабельностью, но рассказала много живых, выразительных подробностей.