Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

20 марта 1914 г. Иосиф Джугашвили написал примечательное письмо Р. В. Малиновскому, которое адресовал Г. И. Петровскому с припиской, что не знает адреса Романа. Письмо представляло собой аккуратную, в тщательно продуманных выражениях попытку выяснения отношений и прояснения ситуации с побегом, так и не состоявшимся. Коба беспокоился из-за затянувшегося молчания корреспондентов (как Малиновского, так и заграничного центра), пытался понять, почему не получил обещанных денег, высказывал предположение, что ЦК переменил планы и планируется побег одного Свердлова, поскольку он получил 100 рублей, обещанные прежде Кобе («Месяца три назад я получил от Кости открытку, где он писал: „Брат, пока продам лошадь, запросил сто рублей“. Из этой открытки я ничего не понял и никаких ста рублей не видал. Да, по другому адресу тов. Андр[ей] получил их, но я думаю, что они принадлежат ему, и только ему»). Он подчеркнуто называл Малиновского другом, посылал приветы его домашним, но настойчиво просил разъяснить недоразумения и «дать мне прямой и точный ответ» (см. док. 33).

Это письмо показывает, что примерно в те же дни, когда случился конфликт со Свердловым, Сталин беспокоился из-за перерыва в партийной переписке и заподозрил неладное. Нужно обратить внимание на деталь, которая, несмотря на то, что письма Сталина Малиновскому давно опубликованы и служили предметом полемики среди исследователей, осталась незамеченной. Ведь все решения партийного центра о присылке денег на побег касались равно Джугашвили и Свердлова. Более того, в середине апреля 1914 г. на очередных совещаниях у Ленина было решено готовиться к партийному съезду, проведение которого казалось Ленину возможным, несмотря на то, что в России у него почти не осталось сотрудников, да и для совещания приехал один Г. И. Петровский. В связи с этим снова зашла речь об устройстве побегов Свердлова, Кобы, Спандаряна, Варвары Яковлевой и Смирнова (Фомы), предполагались объезды губерний агентами ЦК по той же схеме, как перед Пражской конференцией (см. док. 34). Однако из письма Джугашвили к Малиновскому от 20 марта выясняется, что посланные из партийного центра деньги получил Свердлов «по другому адресу», а Коба решил, что ЦК готовит побег одного Свердлова, при этом упоминается та же сумма в 100 рублей, которую предполагалось выслать для них обоих. В те же дни происходит ссора между ними, Свердлов жалуется на «слишком большой индивидуализм» Джугашвили и несходство характеров. Но ведь как раз наоборот, Свердлов оказался получателем предназначенных им обоим денег. Не это ли причина испорченных отношений?

Нет внятных данных, чтобы судить о вкладе каждого из троих в этот конфликт. Быть может, интриговал Малиновский, стараясь по заданию своих кураторов из Департамента полиции поссорить Джугашвили и Свердлова и расстроить их связи с ЦК. Мог интриговать и сам Коба, признанный мастер этого дела, хотя в данном случае совершенно не понятны цель и смысл такой интриги. 10 апреля он снова написал Малиновскому подчеркнуто бодрое, дружеское письмо, хвалил его думскую речь и статьи, радовался успехам фракции и перевесу над ликвидаторами, предлагал свои статьи («я скажу К. Сталину, чтобы он почаще писал»), просил присылать «Правду». «На днях я послал тебе письмо. Ты его, должно быть, получил и ругаешь меня. Что ж, ругай на здоровье, если думаешь, что я заслужил». Вроде бы настроение Иосифа Джугашвили переменилось, он что-то для себя прояснил и успокоился, убедился, что никто в партийной верхушке не настроен против него.

Но затем следует постскриптум со странным оборотом темы: «Кто-то, оказывается, распространяет слухи, что я не останусь в ссылке до окончания срока. Вздор! Заявляю тебе и клянусь собакой, что я останусь в ссылке до окончания срока (до 1917 г.). Когда-то я думал уйти, но теперь бросил эту идею, окончательно бросил». И еще один постскриптум, в котором Сталин лихо насмехался над свежей статьей Мартова (см. док. 37).

Что означал этот постскриптум с заявлением, что он не собирается бежать? Кому оно на самом деле было адресовано – членам ЦК, перлюстрирующим письмо жандармам или же лично Малиновскому? В последнем случае он либо призван поставить точку в выяснении недоразумения, либо же означает повышенный градус недоверия: никаких конспиративных планов больше с ним не обсуждать и делать вид, что их нет. Если так, то Коба по каким-то признакам убедился в подозрительности поведения Малиновского, о чем говорилось (возможно, при нем) еще в Вене у Трояновских. Тем не менее у Кобы должно было быть звериное чутье, ибо как раз в то время истинная роль Малиновского начинала вскрываться при сильном сопротивлении Ленина, отказывавшегося верить в его двуличность.