Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Рассказы В. П. Филипповой существуют в нескольких версиях; повествуя в целом одно и то же, они разнятся в подробностях. В 1940 г., когда создавался Дом-музей Сталина, Швейцер приезжала в Ачинск, беседовала с Филипповой, следовательно, их воспоминания могут быть зависимы друг от друга. Что касается рассказов других ачинских обывателей, то нужно иметь в виду, что И. Джугашвили пробыл в этом городе совсем недолго и особого следа в памяти не оставил. Даже с созданием музея случился конфуз: поначалу его устроили не в том доме, и только после заявления Филипповой, что Сталин жил в ее доме, а затем приезда Швейцер, указавшей на дом Филипповой и узнавшей детали его обстановки (см. док. 13), музей был перенесен туда^[847].

Впоследствии, рассказывая о знакомстве со Сталиным, ачинцы не столько припоминали, сколько придумывали, причем часть записанных за ними текстов носит выраженный фольклорный характер. Рассказы Ванессы Ивановны Несмачной были записаны сотрудником музея Сталина в 1947 г.: «У Шатырских я видела Сталина. Он сидел на стуле. Кума Устинья, когда вышел Сталин, мне говорит: „Кума, знаешь, кто это?“ – „Нет“, – говорю. – „Это, – говорит, – Сталин, помощник Ленина“. – „Что же ты, – говорю, – раньше не сказала. Я хотя бы рассмотрела его“. С тех пор мне не довелось его видеть». Стоит ли пояснять, что в описанное время ачинские обыватели ни о Ленине, ни о Сталине слыхом не слыхивали, и перед нами типичная простодушная фантазия провинциалки, желающей блеснуть знакомством со знаменитостью. Другой фрагмент из рассказов Несмачной тяготеет к фольклорному: «В 1917 году мой муж зашел в магазин купца Бронштейна […] и купил там ботинки. Вышел на улицу и ругается, потому что ботинки оказались малы, а продавцы их не меняют. Здесь за дверями его встретил, как рассказывал муж, политссыльный и повел его обратно в магазин. Ботинки обменяли». Разумеется, политссыльный оказался Сталиным^[848]. Здесь стремление приватизировать вождя как домашнего божка-помощника граничит со сказочной быличкой. Занятно имя купца. Может быть, такой был в действительности в Ачинске, но отметим совпадение с фамилией самого известного Бронштейна – Л. Д. Троцкого. Его сестра Ольга Давыдовна вместе со своим мужем Л. Б. Каменевым жила в Ачинске в ссылке одновременно со Сталиным.

Кроме Каменевых и Швейцер, там же находился бывший думский депутат М. К. Муранов. К Ачинску относится описанный им эпизод, когда Коба отказался принять руку прибывшего туда В. Мгеладзе (см. док. 16). Джугашвили часто бывал у Каменевых, где его видел А. Байкалов, приезжавший из Красноярска по делам Союза кооперативов. В мемуарной статье Байкалова описаны вечера за самоваром в гостиной Каменевых, частым посетителем которых был Осип Джугашвили (см. док. 15). Не исключено, что эмигрант Байкалов подлаживал свои воспоминания под сложившийся в эмигрантской печати стиль изображения Сталина. Там принято было подчеркивать его заурядность, малообразованность, некультурность, разницу между ним и партийными интеллектуалами вроде Каменева. Таким и выглядит Осип у Байкалова: угрюмый, мало принимающий участие в разговоре, третируемый более интеллигентным Каменевым, досаждающий дымом от скверного табака тонной Ольге Давыдовне. Портрет был бы вполне правдоподобен, но именно его полное соответствие эмигрантской традиции заставляет насторожиться и задуматься о нюансах. К примеру, пренебрежительный тон Каменева при попытках Осипа поучаствовать в разговоре плохо вяжется как со статусом Кобы, бывшего члена ЦК, так и, главное, с тоном его писем Каменеву из Кракова и Туруханска. Описанному Байкаловым высокомерному интеллектуалу Коба вряд ли написал бы: «Целую тебя в нос, по-эскимосски. Черт меня дери. Скучаю без тебя чертовски. Скучаю – клянусь собакой! Не с кем мне, не с кем по душам поболтать, черт тебя задави» (см. гл. 23, док. 47).