Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Сталин ненавидел все, что напоминало ему о его физической слабости. Например, он не выносил, когда вспоминали о том, что его освободили от службы в царской армии. Когда в 1946 году сестра его жены, Анна Аллилуева, допустила неосторожность, упомянув эту историю в своих мемуарах, мой отец ухмыльнулся: «Бедолага, быть женой Реденса^[851] ей было недостаточно, так она еще стала вспоминать о физических недостатках генералиссимуса!»

Берия С. Мой отец Берия: В коридорах сталинской власти. М., 2002. С. 38.

№ 9

А. Байкалов:

Летом 16 г. для пополнения потерь на фронте был объявлен призыв ратников ополчения 2-го разряда. Административные ссыльные, как не лишенные по суду прав состояния, тоже подлежали призыву, и потому Джугашвили был привезен в губернский город Красноярск для медицинского освидетельствования. Там я его впервые и встретил, если не изменяет память, на квартире у А. Г. Шлихтера, известного киевского большевика, впоследствии советского полпреда в Вене и наркома земледелия Украинской ССР. Встреча эта была мимолетная. Я только познакомился с Джугашвили и обменялся с ним несколькими незначительными фразами.

Врачи признали Сталина негодным к военной службе. Его левая рука была вывихнута в детстве, и так как сустав был плохо вправлен, то рука в локте почти не сгибалась. Енисейский губернатор Гололобов, бывший депутат 3-ей Государственной Думы и член Союза Русского Народа, разрешил Джугашвили доканчивать срок ссылки в Ачинске, маленьком уездном городке Енисейской губернии на Сибирской жел. дороге. Там же жил в это время со своей женой Ольгой Давыдовной, сестрой Троцкого, и Каменев.

БайкаловА. Мои встречи с Осипом Джугашвили //Возрождение. Париж, 1950. № 8. С. 117.

№ 10

В. П. Филиппова:

В 1917 году в начале февраля месяца, точно число не помню, пришел ссыльный и стал проситься на квартиру […] Через несколько дней после того, как пришел к нам на квартиру, я стала говорить насчет прописки, он мне подал паспорт, но я не могла написать его фамилию «Джугашвили», она мне показалась трудной. […] Он сам заполнил домовую книгу […]

Когда он пришел к нам, то вещей у него никаких не было. Мы ему дали матрац, одеяло и одну подушку. Одет был в черное пальто, в серой папахе. При выходе завсегда поднимал воротник, лицо было желтоватое, были рябины. Жил в нижнем этаже, в угловой комнате, вход через нашу комнату. Вид комнаты: от двери к окну в простенке стояла койка, между окнами в простенке стоял черный небольшой столик и перед ним было зеркало, в углу стоял уголовичек. Два окна было в улицу, откуда вход был во двор, и два в переулок. У него с собой было одно полотенце, когда оно загрязнялось, то мама его стирала, высушивала и вешала опять на то же место – пока его не было дома. Утром, когда он выходил умываться, мама часто заносила ему пирожки, ставила на стол и уходила.

К нему часто приходила женщина^[852], чернявенькая, нос греческий, в черном жакете, и они подолгу сидели, а потом он выходил ее провожать и сам закрывал двери. И еще один раз, когда не помню, приходили два мужчины, один поздоровался, а второй нет, и больше эти мужчины не приходили.

Вскоре после того, как он перешел к нам, через неделю или немного больше, почтальон ему принес письмо в красном конверте, и по почтовой печати я узнала, что из Петербурга. Из дому он уходил или утром рано и приходил после обеда, или же после обеда и приходил поздно ночью, ему завсегда открывала мама. У меня муж был в солдатах и я часто вспоминала о нем, так он мне сказал: «Не плачьте, муж ваш скоро придет, войны никакой нет». Книг во время уборки его комнаты я не видела.

В первых числах марта, какого числа не помню, еще днем он сказал, что сегодня уезжаю. Мы долго не ложились спать – эта женщина в этот вечер была с ним. Поздно ночью, часов в 12 или даже позднее, они вышли, попрощались с нами и при выходе он сказал этой женщине: «Подожди, скоро все уладится, все будет иначе». С собой понесли какой-то сверток.

Рассказ В. П. Филипповой, записанный в апреле 1940 г.

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 667. Л. 92–93.

№ 11

В. П. Филиппова:

К нему приходили 2 мужчин. Спросили Джугашвили. Были похожи: один на Некрасова поэта, другой на Свердлова.

Приходила женщина очень часто, фамилию не знаю. Черные глаза, смуглая, в черной шали и черный костюм (полужакет). Нос греческий, похожа не на русскую. […]

С мамой он говорил, что скоро царя не будет, его свергнут. Договоренности за чай не было, но мама караулила. Когда он выходил умываться, она заносила ему в комнату чай и пирожки и тут же уходила. Не спрашивала его, хочет он или нет, чтобы его не обидеть.

Полотенце было одно – вафельное. Белье после его отъезда осталось на печке.

Уехал он в первых числах марта поздно вечером с той же женщиной.

Рассказ В. П. Филипповой, записанный 31 августа 1946 г. директором [Ачинского?] музея Кулябиной

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 667. Л. 92–93.

№ 12

Из стенограммы беседы со старыми большевиками: