Читаем Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года полностью

Перейдем к тактическим разногласиям. Вопрос о Думе? О бойкоте и, затем, отозвании фракции? Об отношении к союзам и вообще легальным организациям вплоть до «похоронных касс» (здесь тактические и организац. вопросы сливаются)? Или может быть о «знаменитом» (высоко-важном для пролетариата!) «примечании» к статье Максимова? Но во-первых, вопрос о бойкоте – прошлое, стоит ли его возбуждать после участия в Думе? Во-вторых, что касается отзовизма, ведь сам Богданов (вместе с Ильичем) сказал, что отзовизм – плохо понятый большевизм! Об отношении к легальным организациям пр-та (союзы… «похоронные кассы») не стоит и говорить, ибо, если не принимать во внимание того обстоятельства, что Ильич немного переоценивает значение таких организаций, а остальные товарищи (напр. москвичи) немного недооценивают, – вопрос уже решен партийным путем и конечно, случайные отклонения от строгого большевизма бывают у одной части нашей фракции во главе с Ильичем (вопрос о бойкоте 3-ей Думы), но в этом, прежде всего, мы же виноваты, ибо ни разу не старались (серьезно не старались) в таких случаях обосновать правильность нашей позиции. Взять хотя бы брошюру о бойкоте 3-й Думы со статьей Каменева, «обосновывающей» (смешно сказать!) бойкот. С другой стороны, разве другая часть («ортодоксальная») нашей фракции не допускала случайные отклонения от боль-изма, – что же в таком случае представляет из себя отзовизм, как не отклонение? Но следует ли из этого, что мы должны «до конца доводить» эти случайные отклонения, создавая из мухи слона?.. Да, я забыл о высоко-важном «примечании» к статье Максимова! Скажи мне, ради бога, стоит ли из-за никчемного «примечания» выходить из редакции, апеллировать к Москве-Петербургу и, вообще, создавать «историю»? А что из этого может выйти история, это вполне допустимо, ибо Богданов может написать «почему я вышел из редакции», Ильич может ответить, найдутся какие-нибудь «отзовисты», которые перенесут на «суд про-та» этот «злободневный» вопрос и пойдут дискуссии. – Во-первых, почему Богданов не подчинился решению большинства редакции, кто дал ему, выбранному в редакцию, такое право? Неужели никогда не будет конца анархическим выходкам в нашей фракции? Во-вторых, какие принципиальные вопросы он хотел демонстрировать, выходя из редакции, неужели вопрос о «примечании»? Стыдно прямо за Богданова! Я его знал, как одну из немногих серьезных светлых голов в партии и совершенно не могу переварить такой легкомысленной выходки с его стороны.

Теперь об организац. политике, об отношении к левым мекам, к бундовцам и т. д. Если отбросить в сторону (надо отбросить!) твое замечание о фракционной неблагонадежности Дорова, бывшего члена примиренческого ЦК, то я думаю, что ленинская политика разумного проведения в жизнь большевизма (не отстаивания только, но и проведения в жизнь), требующая иногда некоторого сглаживания острых углов боль-изма, является единственно возможной политикой в рамках единства партии, раздираемой разногласиями. Единство соц. – демократии не менее необходимо, чем единство фракции – без такого единства трудно удержать знамя на должной высоте, без него соц-тия потеряет влияние среди пролетариев. И вот, я утверждаю, что если мы хотим единства соц-тии, то мы должны принять политику Ильича. Пусть немного пострадает боль-изм в отношении формы, пусть он не может красоваться в эстетически-законченном виде – дело не в этом – дело в том, чтобы от каждой статьи в «Пр.», от каждой резолюции партии веяло духом большевизма, дело в том, чтобы проводился дух большевизма! С этим мы должны примириться, раз мы хотим единства соц-тии. Впрочем, иначе и невозможно партийным путем проводить боль-изм, а что мы не можем ограничиваться одной только демонстрацией нашей позиции, что мы как господствующая фракция обязаны дополнять ее (демонстрацию) проведением в жизнь – с этим, я думаю, и ты согласишься. Это не имеет, конечно, ничего общего с примиренчеством ибо прим-во – оппортунизм, т. е. забвение коренных интересов фракции, я же предлагаю необходимое «забвение» не коренных, а преходящих, несущественных интересов фракции в угоду ее коренным интересам, а значит, в угоду единства партии. Вот почему я думаю, что организац. политика Ильича (отношение к думской фракции, к левым мекам и т. д.), насколько я знаком с нею, является теперь единственно целесообразной.

Таковы дела.

О чем еще писать? Сообщаю, что ввиду известного отношения здешних тов. к женевским делам, твой мандат решили передать Ильичу.

От меня привет Малания, Минадоре и др.

P. S. Прошу передать это письмо Малания, конечно, после того, как прочтешь.

Твой Со.

Продолжай писать

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное