Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

В тюрьме находился товарищ, которому грозила смертная казнь. Коба решил его спасти. Он заметил, что родственников, приходивших на свидание с заключенными, не проверяли каждого в отдельности, а лишь строго по счету пропускали и таким же порядком, по общему количеству, выпускали из тюрьмы.

И вот в один из дней, когда разрешались свидания, в окне тюрьмы появился красный платок. Жена [Вацека] поспешила на сигнал. Во дворе, где проходили свидания, ее встретил Сталин, и они о чем-то условились. Уже давно просвистел свисток надзирателя об окончании свиданий. Уже давно развели заключенных по камерам. И лишь тогда Агафья Ефимовна сделала вид, что спешит к выходу.

– Откуда ты взялась? – завопил дежурный надзиратель, – ведь я уже всех двадцать человек по счету выпустил…

– Я не слышала свистка, – говорит она.

На нее обрушились удары приклада и площадная ругань.

Агафья Ефимовна, которую знали все надзиратели, поспешила удалиться.

Была объявлена тревога. Сделали перекличку арестантов. Но наш товарищ, которому грозила смертная казнь, смешавшись с толпой посетителей, уже давно вышел из тюрьмы и был в безопасности.

Так Коба, сам будучи в тюрьме, спас жизнь товарища, сохранив его для грядущих революционных боев.

Из воспоминаний Вацека Ивана Прокопьевича

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 114.

№ 11

П. Сакварелидзе:

Следует вспомнить историю попыток бегства из тюрьмы. Одна из таких попыток чуть не увенчалась победой. Должна была бежать вся третья камера во главе со Сталиным. Все условия были заранее подготовлены для распилки железных оконных решеток, припасены были соответствующие инструменты (ножовки), под утро, когда внизу стража, привлеченная на нашу сторону, заняла бы во дворе тюрьмы внизу свои посты, товарищи должны были спуститься про одному по веревке, сделанной из полотняных простынь. Караульные тоже должны были бежать вместе с ними. Вне тюрьмы немного поодаль, под руководством Алеши Джапаридзе, находились надежные товарищи и с нетерпением, настороженно поджидали бежавших. В течение всей ночи в третьей камере работа происходила незаметно: железная решетка была перепилена, это было самое трудное дело. В этой операции Сталин лично принимал более всех активное участие. Еще несколько минут и…… заключенные вздохнули бы свободно. Но сигнал запоздал, при подходе к окну послышался страшный окрик озверевших караульных и щелканье ружейных затворов.

Видно было, что наши «надежные» охранники (из-за страха или измены) не вышли или не были выпущены для смены на посту других (это случалось иногда) и хорошо начатое и налаженное дело провалилось. За этим последовали обыск и целый переполох.

Из воспоминаний Сакварелидзе П.Д. Опубликовано в грузинской газете «Коммунист» 18 мая 1935 г. Перевод с грузинского РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 321–322.

№ 12

Л. А. Радус:

Дело было в 1908 году. Я тогда сидел в бакинской тюрьме на Баилове, в камере № 2. В третьей, соседней камере сидел тогда тов. Коба […] Между камерами 2 и 3 был дверной проем, почему-то не заделанный. Я сидел как секретарь легальной газеты «Промысловый вестник» […]

В одну ночь (апрель-май 1908 г.) часовым был солдат роты, распропагандированной большевиками, и тогда все заключенные в камере № 3 – Коба, Серго (Орджоникидзе) и Нико (Енукидзе) решили бежать. К сожалению, у них для перепиливания решетки были лишь лобзиковые пилочки, притом для дерева, а не для металла, и потому, хотя пилили решетку всю ночь, перепилить ее не удалось и часовой утром – после смены пришел в камеру и заявил: «Что же ты пилил, пилил и нечего не напилил». Предполагалось, что часовой убежит вместе с заключенными.

Из воспоминаний Л. А. Радуса, инженера, Москва, 1947 г.

РГАСПИ. Ф.558. Оп.4. Д. 658. Л. 258–259 (рукопись), Л. 256–257 (копия, машинопись).

№ 13

С. Шаумян:

Дорогой Миха!

Прошу у тебя извинения за то, что так долго заставил тебя ждать ответа на твои письма. Серьезность вопросов, о которых ты писал в них, и желание ознакомить всех товарищей с их содержанием и обсудить их вместе были главной причиной долгого молчания. Я дорожил особенно мнением арестованных товарищей, послал им твое письмо с изложением своего мнения и просил их высказаться. Они мне ответили письмом с семью подписями, где излагали свой взгляд на волнующие вас вопросы, и прислали письмо для пересылки тебе. Я собирался написать тебе, но ввиду полного согласия в мнениях ограничиваюсь пока присылкой тебе письма т. К[оба].

Вопрос о мандате официально еще не решен, но мы все склонны послать его Ильичу^[130]. В этом, конечно, ты не усмотришь ничего оскорбительного для себя, отлично зная, что это диктуется нам принципиальными мотивами. Может быть, мы неправильно оцениваем намечающиеся у вас течения, но мы твердо убеждены в правильности позиции Ильича и относимся, если не вполне отрицательно, то во всяком случае с большим недоверием к эмпириомонизму и пр. Нужно сказать, что и мы тут стали усиленно интересоваться философией, читаем и перечитываем Дицгена, Плеханова, Богданова и пр.