Читаем Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года полностью

Всей этой обстановкой и настроением воспользовалась охранка и потребовала от Вадивасова выдачи своих соучастников, в противном же случае угрожала передать его в распоряжение наэлектризованной толпы рабочих для самосуда. Вадивасов струсил и, выгораживая свою жизнь, указал своих соучастников в лице нашей «Балаханской коммуны».

Выслушав это сообщение, мы поблагодарили анархистов, но заявили при этом, что мы проверим это сообщение. И если оно подтвердится, меры к Вадивасову будут приняты нами самими. […]

Недели через две тюремный соц. – демократический комитет получил письмо от Бакинской организации, которое подтверждало выдачу Вадивасовым «Балаханской коммуны». Дело было ясно. Нужно было сделать «организационные выводы». Это дело поручено было мне, т. Бограду и еще одному товарищу. […]

С утра вся публика вывалила на двор. Вадивасову захотелось сыграть в шахматы, и он пригласил меня пойти в камеру. Я предупредил Бограда с товарищем, которые, имея ножи, встали в темном коридоре, где я и Вадивасов должны были проходить. Взяв Вадивасова под руку, я пошел с ним в камеру. […] Товарищи нанесли Вадивасову 9 ран.

Рогов А. Из жизни Бакинской тюрьмы. С. 126–128.


№ 3

П. Сакварелидзе:

Особо надо отметить пребывание Сталина в бакинской (Баиловской) тюрьме. Это было в 1908-09 гг., здесь вместе с ним сидели (известная теперь камера) некоторые главари бакинского большевистского движения. Третья камера была большевистской камерой. Вокруг нее объединились все большевики, сидевшие в тюрьме; для меньшевиков такую же роль играла восьмая камера (С. Девдариани, Ис. Рамишвили, И.Черногородский и др.). В этот период, в разное время, в третьей камере, кроме Сталина, сидели Серго Орджоникидзе, Борис Легран, Саратовец, С. Жгенти,

В. Севрюгин, Алеша Джапаридзе, Н.Вепринцев (петербуржец), М.Малькинд, Слава Каспарян и др.[128]

Жизнь в камере была по существу «коммуной», по очереди чистилась и убиралась камера, мылась посуда. Пища и питье, чай, продукты, передаваемые нам с воли, все это было общее. Сталина часто освобождали от дежурства, в этом дежурстве самое неприятное было мыть посуду. […] В нашей камере все делалось в свое время: чтение, общая беседа, развлечение. С воли мы получали литературу, письма, информацию, даже заграничные вести доходили до нас. Камера увлекалась шахматами. Сталина шахматы особенно не привлекали, он больше любил игру в нарды. Он и Серго Орджоникидзе часто играли в нарды всю ночь напролет. Игра в нарды часто вызывала в игроках возбуждение, раздражение. Были случаи, когда с большим трудом сделанные и приобретенные игральные кости выбрасывались в окно. Вообще игра в нарды вносила веселое оживление в сравнительно монотонную жизнь тюрьмы. Прямо забавна была игра Серго Орджоникидзе и др., иногда играли на «интерес», на горячие котлеты, которые в известные часы (до обеда) всегда можно было достать за деньги на тюремной кухне. В третьей камере, откуда поблизости видно было море, иногда устраивались пирушки.

Из воспоминаний Сакварелидзе П.Д. Опубликовано в грузинской газете «Коммунист» 18 мая 1935 г. Перевод с грузинского

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 315–316.


№ 4

А. Рогов:

Уголовный мир в тюрьме делился на две основные группы. […] В деле измывательства «блатных» над «фраерами» среди первых происходило соревнование, и отсюда выделялся небольшой слой под названием «Иванов», которые держали под страхом не только «фраеров», но и большинство «блатных», т. е. всю тюрьму. За невыполнение каприза «Ивана» ослушник подвергался издевательству, и зачастую дело кончалось убийством последнего. […]

Громадный двор тюрьмы. В нем: «майданщики» – арестанты, торгующие папиросами, бубликами, сухарями и картами; арестанты, из белого хлеба и соломы выделывающие изящные изделия; а в более отдаленных и укромных уголках – играющие в карты по четыре-шесть человек в каждой группе. В дальнем конце двора, с левой стороны, к морю, расположен главный уголовный корпус в 2 этажа. В конце уголовного двора – калитка, ведущая в другой двор, меньший по размерам. Это – двор политических заключенных. Там расположен второй двухэтажный корпус, внизу которого помещаются общая тюремная кухня и пересыльные арестанты. Одна половина верхнего этажа заселена политическими арестантами, а вторая заменяет тюремную больницу. Режим в тюрьме, как указано выше, слаб; во дворе целый день чередуются различные игры. Кухонные арестанты ходят с горячими мясными пирожками «от экономии с арестантских пайков» и продают их по 5 коп. за штуку. […] Тюремного начальства не видно целый день, и арестантский мир предоставлен в полное распоряжение «Иванов», от поверки до поверки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное