Сталин. Феномен вождя: война с собственным народом, или Стремление осчастливить его любой ценой

«Материал этот, как видишь, – писал Сталин, – сугубо секретный, о нем знает Молотов, я, а теперь будешь знать и ты. Не знаю, известно ли Климу об этом. Стало быть, Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов и был сугубо обработан тоже антисоветскими элементами из ряда правых. Так выходит по материалам. Возможно ли это? Конечно, возможно, раз оно не исключено»[70].

Менжинскому Сталин предложил решение об аресте Тухачевского отложить до середины октября, с тем чтобы обсудить его в узком кругу членов политбюро. Но фактом остается, что сомнения у генсека в отношении виновности Тухачевского появились уже тогда. В 1937 году эти сомнения укрепились, и «Красный Бонапарт» был арестован.

Колебания Сталина в 1930 году, считает А. Зданович, «можно объяснить только одним: в конце 1930 г. Сталин не хотел избавляться от столь популярной в армии фигуры, как М. Тухачевский, и порождать у других крупных командиров РККА сомнения в их дальнейшей судьбе, что, несомненно, повлияло бы на политическую лояльность последних. Генсек не дал также указания развернуть уже имевшиеся показания на С. Каменева и Б. Шапошникова».

В принципе не оспаривая мнение Здановича, считаю возможным добавить, что в 1930 году Сталин еще не чувствовал за собой силы для схватки с военными. К 1937 году он эту силу набрал.

Размышление № 1. Ситуацию очень сильно осложняло то обстоятельство, что большинство высшего состава военных командиров вырастали до своих командных высот в одно время и вместе с политическим ростом Сталина. Многие военные командиры высшего звена, вышедшие из Гражданской войны, не чувствовали пропасти, разделяющей их и Сталина. Многие из них лично знали Ленина, и Сталин для них был политической фигурой, которая качественно была неравной Ленину, но где-то почти равной каждому из них. А воспринимая Сталина почти как равного себе, они его не боялись. И интриги они против него плели (во всяком случае, в кулуарных разговорах), не отдавая себе отчета в том, что их и Сталина разделяет пропасть, и эта пропасть называется «политика». Это неощущение дистанции между старыми большевиками и вождем (уже вождем!) доходило до того, что в 1932 году на одной из вечеринок «победитель Колчака», как его все называли, герой Гражданской войны И. Н. Смирнов произнес: «Только не говорите мне, что ни один человек в стране не способен убрать его!»[71] Наутро Смирнов был арестован, а потом арестованы и расстреляны его жена и дочь.

Военные слишком поздно осознали наличие этой пропасти. Слишком поздно они поняли, что Сталина нужно было бояться, ну, или хотя бы воспринимать его всерьез.

В исторической литературе нередко можно встретиться с тезисом о том, что Сталин в 1930-х годах подверг так называемой чистке военно-командные кадры РККА исключительно в целях укрепления своего положения на вершине политической власти. Вот типичный образчик такой позиции. «В 1936–1938 годах Сталин развернул кампанию массового террора», потому что «хотел быть уверенным, что угроза его диктатуре не возникнет даже в случае, если в ходе военного конфликта страна вдруг окажется в критическом положении»[72].

С моей точки зрения, такое суждение является глубоко ошибочным. Как мне представляется из нынешнего, исторического по отношению к Сталину, далека, его борьба за личную власть – это только внешняя канва действительных событий того времени. Настоящая причина много глубже. Генсек считал, что если оппозиция устранит его, то под вопрос будет поставлено дело, которому он посвятил всю свою жизнь, – а таковым он считал (правильно или нет – это вопрос другой) возрождение российского государства в форме Российской империи.

Для него даже строительство социализма в СССР было всего лишь средством для возрождения сильной мировой державы, величие которой он отождествлял только с самим собой. Для достижения этой цели генсек шел даже на открытую конфронтацию с Лениным, которого между тем всю жизнь для окружающих подавал как своего единственного настоящего Учителя с большой буквы.

22 мая 1937 года Тухачевский был арестован. Как свидетельствует один из руководителей зарубежной разведки РККА Вальтер Кривицкий (Гинзберг Самуил Гершевич), в 1938 году бежавший на Запад, нарком внутренних дел Н. Ежов, сам производивший арест Тухачевского, спросил Сталина, можно ли применить к маршалу пытки при допросах. Вождь ответил: «Сами решайте, но Тухачевский во что бы то ни стало должен все рассказать. Не верится, что он действовал один»[73].

Что же касается конкретного вопроса по поводу заговора военных, то у меня складывается впечатление, что никакого заговора Тухачевского в собственном значении этого слова на самом деле никогда в действительности не было.