Сталин. Феномен вождя: война с собственным народом, или Стремление осчастливить его любой ценой

Британские энциклопедии: «Коллективизация – создание коллективных крестьянских хозяйств вместо частных (индивидуальных). Эта политика, насильственно и с устрашающей жестокостью проводившаяся Сталиным в СССР с 1929 по 1933 г., имела целью преодолеть острую нехватку хлеба в городах. Индустриализация страны полностью зависела от наличия дешевого продовольствия и избытка рабочей силы. Ожесточенное сопротивление крестьянства жестоко подавлялось. Следствием ликвидации кулачества и уничтожения крестьянами собственного скота стал голод 1932–33 гг.»[120].

«Коллективизация – объединение в СССР частных крестьянских хозяйств в коллективные (колхозы). Эта политика, проводившаяся И. В. Сталиным в 1929–1933 гг., сопровождалась «раскулачиванием», то есть конфискацией имущества зажиточных крестьян и их высылкой. Аналогично поступали и с теми, кто отказывался осуществлять свои средства производства. Непосредственным поводом для коллективизации стала острая нехватка в СССР зерна, значительная часть которого экспортировалась, чтобы покрыть расходы на индустриализацию»[121].

Эта ошибочная, на мой взгляд, оценка роли и значения коллективизации и ныне является господствующей в российской и западной историографии.

Абсолютное большинство историков и публицистов убеждены в том, что без сталинского обобществления деревни была бы невозможна и индустриализация[122]. При этом никаких фактических аргументов в пользу этого вывода, как правило, никто не приводит, предлагается просто поверить в этот тезис и идти дальше. Вот характерные примеры в этом плане.

Средства на строительство промышленности пришлось взять на селе, утверждает автор самой объемной на сегодняшний день «Политической биографии Сталина» Н. И. Капченко (первый том – 733 страницы, второй – 720 страниц) и не допускает даже тени сомнения в том, что «увязка коллективизации с индустриализацией абсолютно необходима». Более того, он считает, что в тех исторических условиях «было едва ли мыслимо (обойтись) без жестких административных мер»[123].

Характерным для многих историков является само употребление этого эвфемизма – кровь и жизни миллионов людей назвать всего лишь «жесткими административными мерами». Но дело конечно же не в эвфемизмах, а в сущностном подходе к оценке коллективизации.

«Ход событий подтвердил не только разумность и обоснованность такого курса, – пишет Н. Капченко. – Он подтвердил и отсутствие сколько-нибудь реально обоснованных альтернатив этому курсу»[124]. Аргументация Капченко в пользу этого вывода типична и характерна и для других авторов, а потому остановлюсь на ней подробнее.

Утверждая, что упразднение ельцинским правительством в 1990-х годах колхозов привело к резкому снижению продукции сельского хозяйства в России, автор дилогии приходит к далеко идущим выводам. События 1990-х годов, пишет он, показали, что колхозная «форма ведения хозяйства исторически оправдала себя и выдержала испытание временем. Значит, – делается вывод, – не правы те, кто одним махом сметает со страниц истории такой глубокий и исторически обоснованный процесс, каким была коллективизация. И в этом, на мой взгляд, заключается зерно истины, глубокий смысл преобразований давно минувших лет. Сами эти преобразования с точки зрения закономерностей общественного прогресса не подлежат сомнению»[125].

Все дело в том, продолжает он, что «нельзя рассуждать чисто абстрактно, игнорируя суровые реальности той эпохи и всю грандиозность и сложность задачи, которую предстояло решить… С точки зрения оценки мировой роли Сталина индустриализация и коллективизация предопределили все остальное не только в политической судьбе вождя, но и в решающей мере – значение и место нашей страны в мире на протяжении целой исторической эпохи. Без этих двух компонентов сталинской политической стратегии Советский Союз не стал бы той державой, без участия которой уже нельзя было решать кардинальные вопросы мировой политики и международных отношений. Короче говоря, индустриализация и коллективизация заложили фундамент нашего будущего как великой державы». И резюмирует: «А можно ли было в условиях России осуществить такой поворот мягкими методами? Не стали бы эти мягкие методы и формы первопричиной краха всего грандиозно задуманного плана?»[126]

В чем следует согласиться с Капченко, так это в том, что в оценке таких глобальных, с точки зрения национальной истории, явлений, какой была сталинская коллективизация, «нельзя рассуждать чисто абстрактно». Однако этот посыл следовало бы применять не только к 1930-м годам, но и к сегодняшнему дню. Между тем взятая в конкретном аспекте современность, увы, не подтверждает вывода Капченко о том, что сталинская коллективизация деревни была «исторически обоснованным процессом».