Сталин, Гитлер и мы

«19 мая прибыл из Москвы, из ставки, генерал, посланец Сталина, чтобы на месте все проверить и удостовериться в гибели нацистских лидеров. В Финове, где они были временно — от посторонних глаз — закопаны в землю и охранялись скрытым постом, мне пришлось — и повторно, и заново — переводить при опросах свидетелей опознания Гитлера и извлеченного из земли Геббельса с семьей.

В Финове майор Быстров провел дополнительно опознание Геббельса начальником его охраны Вильгельмом Эккольдом и другое — с участием Кеты Хойзерман, помощницы зубного врача Гитлера и нацистской элиты, чтобы еще и еще раз все задокументировать и сохранить.

Все проверивший, во всем удостоверившийся генерал, посланец Сталина, отбыл на доклад к нему. Вскоре нас известили: расследование считать завершенным.

Когда штаб нашей 3-й Ударной армии передислоцировался в Магдебург, там же, в Магдебурге, останки Гитлера и Геббельса были преданы земле».

Известно, что всю эту историю Сталин не сделал достоянием общественности, поэтому после войны долго ходило много разных слухов о конце фюрера. Сталин промолчал, наверное, потому, что очень хотел заполучить Гитлера живым…

Агония Сталина, как и в случае с Гитлером, тоже началась со взрыва бомбы, но не обычной, а американской, атомной. Выше об этом уже говорилось. Запад намного опередил Сталина (по его же вине, а не из-за отсутствия у нас светлых голов) в создании ядерного оружия. Ему, мечтавшему о мировом господстве (или — мировой революции), не оставалось ничего другого, как безраздельно царить только в СССР и так называемом социалистическом лагере, искусственно образованном после войны и придавленном нашим солдатским сапогом. Сталин, будучи уже не в силах идти военным походом на буржуазный Запад с его атомной бомбой, был вынужден ограничиться своим «социалистическим» миром, который он постарался отгородить от остального «железным занавесом». В таких условиях и протекала его агония, растянувшаяся на целых восемь лет. Мы даже не успели как следует отпраздновать нашу победу. Уже цитировавшийся выше наш поэт и большой умница Д. Самойлов писал: «Страшное восьмилетие было долгим. Вдвое дольше войны. Долгим, ибо в страхе отшелушивались от души фикции, ложная вера; медленно шло прозрение. Да и трудно было догадаться, что ты прозреваешь, ибо прозревшие глаза видели ту же тьму, что и незрячие». Так все и было. Вспомним об этом.

После войны почти вся самая обжитая часть нашей страны лежала в развалинах, были стерты с лица земли тысячи городов и деревень, промышленных предприятий. За четыре года войны по ним дважды прокатился фронт, протянувшийся от Баренцева до Черного моря. Все надо было строить заново — и промышленность, и жилье. Голод еще не один год угнетал жизнь победившего народа. Острейшая нехватка самых необходимых продуктов дополнялась постоянным и не менее острым дефицитом промышленных товаров. Очереди за продуктами и ширпотребом стали еще длиннее, чем до войны. Ко всему прочему советская власть никогда не радовала своих граждан хотя бы мало-мальски сносным жильем, которое в результате войны только резко ухудшилось. Подавляющее большинство горожан продолжало жить в так называемых «коммуналках», где в нескольких комнатах с одной общей кухней и одним общим туалетом ютилось несколько семей. Такую жизнь в XX веке можно назвать только свинской! Сельские жители обитали примерно в тех же условиях, в каких жили их отцы и деды еще до революции. Ко всему этому надо добавить, что по старой советской традиции любой труд в СССР (разумеется, кроме партийно-советской верхушки) оплачивался в 20–30 раз ниже той зарплаты, какую полагалось бы за него платить. Это соотношение легко устанавливалось при сравнении с зарплатами на Западе.