Сталин и деньги

В самых радужных чувствах шел я майскими днями 1925 года из МПЭИ в Московский губфинотдел. В одном кар­мане лежала справка, из которой явствовало, что я зачислен в этот институт, в другом — диплом об окончании курсов и характеристика, где говорилось, что я могу занимать долж­ности на уровне заведующего уездным финансовым отде­лом или самостоятельного ответственного работника в гу­бернском отделе. Я собирался отдохнуть на родине, а осенью сесть на студенческую скамью. И не ошибся в своем предпо­ложении: родные места увидел очень скоро, но только не в качестве отдыхающего.

Когда заведующий губфо А. В. Николаев взглянул на мою характеристику, он тотчас воскликнул:

— Отлично! Так вы — из Клина? А нам как раз там нужен завфинотделом. Прежнего сняли с работы и привлекли к су­дебной ответственности.

— Но я с осени должен начать учебу в институте.

— С осени и начнете. Поезжайте пока в Клин, поработай­те, к октябрю мы вас отзовем.

— А не лучше ли послать кого-нибудь другого сразу, что­бы не было служебной чехарды?

— Конечно, лучше, да только некого. Пока будут подби­рать человека, пройдут недели, а налоговое ведомство не может ждать. К тому же вам хорошо известны местные усло­вия, и вы до октября наведете там хотя бы частичный поря­док. Вам помогли поступить на курсы, теперь — в институт, помогите и вы.

О чем еще можно было рассуждать? И вот я опять еду в Клин, обдумывая по пути все, что мне рассказали о поло­жении в местном финотделе. Еще в начале 1925 года в Кли­ну состоялось расследование, обнаружившее, что бывший заведующий, разложившийся тип, начал пьянствовать и гу­лять— сначала на деньги нэпманов, а потом запустил лапу и в государственные. Он втянул в эту грязь председателя ис­полкома и заведующего земельным отделом, разбазарив 40 тысяч рублей. История с растратой казенных средств выплы­ла наружу. Крестьяне стали говорить, что не будут платить на­логов, так как не желают работать на растратчиков. В резуль­тате гласного судебного процесса первый виновник был при­говорен к высшей мере наказания и расстрелян, а остальных осудили на длительные сроки тюремного заключения. Людям показали, что Советская власть не потерпит попрания госу­дарственных и народных интересов. Но теперь следовало на­ладить заново делопроизводство в уфо и укрепить ряды его сотрудников надежными кадрами...

Иду клинскими улицами, приглядываюсь. Пока особых перемен за два года вроде бы незаметно. Те же в основном деревянные дома. Однако вон дымят трубы заводов, которые в 1923 году еще бездействовали. Теперь в них вдохнули но­вую жизнь. Побольше стало тротуаров и фонарей, поменьше грязи. Несколько раз попались по дороге ребятишки с крас­ными пионерскими галстуками.

В укоме партии меня встретили приветливо. Оказалось, что на пост заведующего уфо уже назначили П. А. Девяткина, но у него нет заместителя. Так что появился я очень кстати. Оставался же здесь вместо предполагаемых пяти месяцев це­лых пять лет! Осенью, когда наступил срок отъезда в Москву, ни уком, ни уисполком и слышать о том не захотели. Мне ска­зали, что в мои 25 лет я успею еще поучиться, а пока что дол­жен работать, как прежде; с руководством института же все будет согласовано...

Моим непосредственным начальником и ближайшим то­варищем был Пантелеймон Андреевич Девяткин, 23-летний коммунист, энергичный и настойчивый парень. Его судьба во многом совпадала с моей. Девяткин работал на ответствен­ной должности в Орехово-Зуеве, а потом в московской по­требкооперации. В 1938 году, когда я стал наркомом финан­сов, его назначили первым заместителем наркома торговли. Далее он являлся заместителем председателя Государствен­ной штатной комиссии Совета Министров СССР, заместите­лем председателя правления Торгбанка.

И вот вместе с ним мы стали расхлебывать кашу, остав­шуюся от предыдущего «деятеля» в уфо. Беда заключалась в том, что значительная часть финансового аппарата оказалась связанной с частным капиталом и поощряла его, а потребко­операция и другие не нэпманские организации держались в черном теле и к осени 1925 года «дышали на ладан». Когда же речь заходила о государственном обложении налогами, уфо давал установку производить его по фиктивным торговым книгам частников, а налоговым инспекторам рекомендовал вести себя «по-божески» и не доискиваться реальной суммы нэпманских доходов. Девяткин занялся кадрами, я же решил начать с проверки отчетности фабрик и учреждений.