Сталин и Гитлер

Насколько абсолютной была власть Гитлера и Сталина? Этим вопросом, казавшимся само собой разумеющимся, задавались все первые исследователи обеих диктатур. Тогда они исходили из того, что власть каждого из деспотов была тотальной и неограниченной. Однако парадигма совершенно неограниченной власти, практиковавшейся в рамках взаимозависимого централизованного государственного устройства, полностью отданной в руки исключительно жестокой и бескомпромиссной личности, всего лишь плод фантазии политологов.

Исторические исследования не подтверждают имидж Сталина и Гитлера как единоличных властителей, сконцентрировавших в своих руках всю полноту неограниченной власти и приобретших, таким образом, черты своего рода «слабых» диктаторов. Этот процесс развенчания мифа начался с Гитлера. Факты, говорящие о существовании в Третьем рейхе других центров власти, конкурировавших за доступ к Гитлеру и вовлеченных в бесконечные бюрократические склоки из-за клановых интересов, выступавших с политическими инициативами и решениями, часто более радикальными, чем мог бы того желать сам Гитлер (процесс, названный немецким историком Гансом Моммзеном как «кумулятивная радикализация»), и нацеленных на разрушение установившегося порядка функционирования правительства в своих интересах, свидетельствуют о том, что Гитлер никогда не был абсолютным хозяином в своем собственном доме⁵³. При явном отсутствии какого-либо подобия общепринятой модели управления – центрального правительства или исполнительного комитета – верховная власть часто находилась за пределами Берлина, что приводило к накоплению кип бумаг, остававшихся непрочитанными и неподписанными, непредсказуемый и нерегулярный распорядок встреч, – все это рисует образ беспорядочной, более того, хаотичной диктатуры, откровенно отличающейся от того идеала всеобъемлющей власти, на котором когда-то строился имидж Гитлера⁵⁴. Портрет художника-правителя, который больше интересуется архитектурой, чем управлением партией и государством, встает поздно по утрам, смотрит фильмы до поздней ночи, представлявший собой на самом деле карикатуру на привычки Гитлера, способствовал представлению о Гитлере как о дилетанте, оказавшемся на месте диктатора, чье искусство правления было скорее саморазрушительным, так что в его государстве царил скорее хаос, а не порядок⁵⁵. С момента падения коммунизма в Восточной Европе методы правления Сталина также подверглись критическому анализу. Очевидный хаос и некомпетентность, сопровождавшие стремление к модернизации в 1930-х годах, и разобщенный, полностью дезорганизованный хор голосов, раздававшихся из центрального политического аппарата, в попытке бороться с хаосом открыли новые стороны системы, когда-то хвастливо заявлявшей о единстве своих рядов и чистоте партийной генеральной линии. В итоге Сталин предстает более напуганным, более реактивным и неуверенным в себе политическим магнатом, чем это предполагал традиционный образ безжалостного централизатора и неограниченного деспота⁵⁶.

Многое в новых исторических взглядах на личность Сталина остается бесспорным, но идея «слабой диктатуры» правомерна лишь в той степени, в какой эта история сопоставима с мнимым идеалом абсолютной, всеобъемлющей власти, воплощавшейся в жизнь с непоколебимой последовательностью человеком, одержимым далекоидущими амбициями. Противопоставленная преувеличенным ожиданиям от врожденного тоталитаризма, диктатура должна всегда быть чем-то меньшим: чем больше эти абстрактные понятия абсолютной и неограниченной, заранее спланированной власти рассматриваются как проявление «силы», тем слабее будет выглядеть сама реальность. Дихотомия логически абсурдна.

Диктаторская власть не является несовместимой с децентрализованными системами правления или системами, находящимися в зависимости от масштабного делегирования полномочий, также она не является несовместимой с моделями политических процедур принятия решений, которые нечетко определены, или противоречивы, или чья социальная реальность не соответствует политическим амбициям режима. Диктатуры могут достигать своих целей менее противоречивым или с социальной точки зрения более эффективным способом, но властные взаимоотношения между диктаторами и народами, которым они правят или от имени которых они выступают, длятся так долго, пока они сохраняют способность претендовать на власть, а народы остаются готовыми приписывать им эту власть. Привычная власть может не быть неограниченной, особенно если установившаяся диктатура стремится узаконить свое существование, добиваясь единодушного и прямого одобрения народа, и тем не менее она остается над или вне пределов досягаемости законов, подобно всесильному Левиафану Томаса Гоббса. Ни Сталин, ни Гитлер не были идеальными представителями абсолютизма, и само понятие совершенного диктатора – лишь схема, лежащая за рамками реальной истории.