Но потребовав особо тщательно перепроверить всю информацию и доложить ему со всеми подробностями о самом агенте, Иосиф Виссарионович предпринял и собственные меры для глобальной проверки информации о неминуемости нападения Германии в ближайшие дни. Учитывая всю массу чрезвычайно тревожных данных, с его стороны последовала незаурядно оригинальная реакция. Был отдан приказ о срочном проведении
в течение светового дня 18 июня 1941 г. воздушной разведки вдоль всей линии границы в полосе компетенции Западного округа. Прежде чем показать, как это происходило, хотел бы обратить внимание читателей на следующее.1.
Чрезвычайно важно уяснить и подлинную причину такой проверки. Помимо общих и глобальных соображений осторожности Сталина, о которых в последнее время много и даже справедливо говорится в различных исследованиях и мемуарах, были еще и конкретные, проистекавшие из статуса источников получения информации о 22 июня, то есть из статуса прежде всего задержанных агентов и диверсантов.До сих пор считается особым шиком ёрничать насчет особой осторожности и подозрительности И.В. Сталина, с которой он якобы встречал информации задержанных перебежчиков, агентов и диверсантов. Жуков же не преминул вставить якобы произнесенные Сталиным слова в текст своих, подчеркивая тем самым особую подозрительность Иосифа Виссарионовича. Помните: «А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?»
Так вот, ни ёрничать, ни особо доверять невесть откуда взявшейся в мемуарах Жукова его совместно с Тимошенко смелости в утверждении, что информация перебежчика соответствует действительности, оснований нет. Они оба не были профессионалами в вопросах разведки и контрразведки. Дело в том, что при всей колоссальной значимости получаемой от задержанных перебежчиков, но особенно агентов и диверсантов германских спецслужб информации, любой мало-мальски сведущий в работе разведки должен был автоматически обратить внимание на следующее. Направленные на советскую территорию с тактическими заданиями ни к селу ни к городу владеют важнейшей информацией сугубо стратегического характера — как о дате нападения, так и о характере приготовлений к нападению.
Сталин, Берия и Меркулов не были профанами в деятельности спецслужб. Они совершенно справедливо заподозрили неладное в этой информации, суть которого заключалась в следующем. Откуда эти агенты и диверсанты могли знать такую стратегически важную информацию, особенно если учесть, что часть из них накануне заброски прибыла из Германии, где проходили специальную подготовку?! Их же готовили к диверсиям и разведывательной деятельности на тактическом уровне, но не начиняли их головы стратегически важной информацией. Но раз уж они знали такую информацию, то, следовательно, серьезно воспринимая полученные от них сведения, необходимо было немедленно и самым тщательнейшим образом их проверить и перепроверить. Ибо последствия безоговорочной веры в их показания без проверки могли быть катастрофическими. Ведь германское командование специально провоцировало советское руководство на такие действия, которые можно было бы представить агрессивными и тем самым утверждать якобы превентивный характер грядущего нападения. Ни Сталин, ни Берия, ни Меркулов не поддались на эту мелкотравчатую провокацию, а предприняли уникальную проверку — блиц-проверку с помощью авиаразведки. Именно в эту ситуацию и вклинилась информация Старшины, которую доложили Сталину как раз 17 июня. Учитывая особую сложность и противоречивость обстановки последних предвоенных дней, требование Сталина о дополнительной проверке этого сообщения было более чем естественно.