Ответственным за этот проект президент назначил заместителя госсекретаря Самнера Уэллса, который в свое время реорганизовал отдел Госдепартамента по восточноевропейским делам, занимавший резко антисоветскую позицию. Под руководством Рузвельта Уэллс сформировал небольшую и довольно разношерстную группу из числа сотрудников Госдепартамента и внештатных экспертов, обладавших специальными знаниями в сфере международных отношений. Этой группе предстояло начать разработку основных принципов и структуры будущей послевоенной организации. По словам Уэллса, «президент горячо одобрил необходимость безотлагательно начать такую подготовительную работу»[614]
. В течение нескольких месяцев члены этой группы встречались по субботам в кабинете Уэллса еще с одним чиновником Госдепартамента, Лео Пасвольским, руководителем отдела специальных исследований и специальным помощником государственного секретаря. О работе группы Уэллс «часто» докладывал президенту, а президент вносил свои «поправки» организационного характера.К тому времени, когда Рузвельт в 1942 году создал в Белом доме «Штабную комнату», в его сознании прочно осели четыре основных принципа послевоенного мироустройства: первый – он собирался контролировать такую международную структуру; второй – комплекс необходимых мероприятий будет включать создание каких-либо организаций, в которые войдет каждое государство; третий – внутри этой структуры четыре влиятельные союзные державы будут обеспечивать единство остальных государств мира; четвертый – этими влиятельными державами станут не только Великобритания, Россия и Америка, столь глубоко вовлеченные в войну, но и Китай, который своим участием нарушит принцип полного превосходства белой расы. Опираясь на основные контуры своего личного плана устройства мира, Рузвельт задумался и о том, как отстоять этот план, чтобы он не превратился в предмет бесконечных обсуждений или абстрактного теоретизирования, что, несомненно, привлечет излишнее внимание, в том числе со стороны его противников. Он придумал весьма интересный и одновременно весьма простой способ свести к минимуму вероятность того, что кто-то посторонний сможет узнать о его замыслах: он создал «Штабную комнату», самое секретное и самое охраняемое помещение Белого дома, откуда отправлялись телеграммы руководителям трех держав и куда поступали телеграммы от них. Это была запретная зона даже для членов его администрации, начальников штабов и сенаторов, кроме тех, кто получал специальное приглашение. Никто из посторонних ничего не знал о «Штабной комнате», ее функциях и о том, что находится в ней. Получить разрешение на доступ в нее было невероятно трудно. Абсолютно закрытая для несанкционированного доступа, круглосуточно охраняемая полицейским Белого дома в форме[615]
, «Штабная комната» находилась на цокольном этаже прямо напротив семейного лифта рядом с кабинетом врача Белого дома. На внутренней стороне входной двери в комнату красовалось изображение трех обезьян, под каждой – типографская подпись, под которой кем-то карандашом добавлены слова, придуманные явно Рузвельтом. По свидетельству дежурного офицера «Штабной комнаты», однажды вечером Рузвельт в беседе с Генри Стимсоном внес свои комментарии по поводу этих подписей[616]. Под изображением первой обезьяны с широко открытыми глазами была подпись: «Вижу всё», – а под ней карандашом: «Кое-что». Подпись под второй обезьяной, приложившей ладонь к уху, гласила: «Слышу всё», – и приписка карандашом: «Чуть-чуть». Третья обезьяна зажимает рукой рот, подпись: «Ничего не скажу», – и под ней карандашом: «Немного».Но это была только верхушка айсберга. Президент хотел быть уверенным, что никто (а это значило, что никто даже из высшего командования США) не знает, каковы его взаимоотношения с Черчиллем, Сталиным и Чан Кайши, а также о его планах дальнейшего развития этих отношений. Все исходящие и входящие телеграммы шифровались и дешифровались в «Штабной комнате», а доставлялись армейскими офицерами или же офицерами ВМС. Чтобы никто из руководителей служб не имел полной информации о внешней политике США, президент придумал новую уловку: каждая телеграмма, которую он отправлял кому-либо из лидеров стран-союзниц, должна была передаваться связистами ВМС после шифрования в их ведомстве, а каждая телеграмма, адресованная президенту, должна была проходить через каналы военного министерства. Таким образом, военный министр Стимсон и министр ВМС Нокс могли видеть только половину корреспонденции, а Хэлл не видел вообще ничего. Возможно, что Хэлл видел те телеграммы, которые Рузвельт или его ближайшие соратники (Гопкинс и адмирал Лихи, занявший после своего возвращения из Виши в конце весны 1942 года должность руководителя личного штаба президента)