Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

«В беседе со мной генеральный прокурор предположил, что в нашей стране может сложиться впечатление, будто мы делаем это с целью пригласить ОГПУ в Америку. В этой связи я уже ответил на Ваш вопрос по поводу размещения здесь «Амторгом»[673] своих офисов [в Нью-Йорке обосновались две с половиной тысячи сотрудников «Амторга» и столько же – в Вашингтоне.]… Поэтому сомнительным кажется аргумент, что еще 4–5 человек, официально назначенных сотрудничать с УСС по вопросам наших совместных операций против общего врага, значительно расширят шпионскую работу… Впервые у нас появилась возможность выяснить, как наш самый сильный союзник осуществляет в этой войне свои тайные операции… Знать, как ваш союзник осуществляет диверсионную деятельность, так же важно, как знать, как это делает ваш противник»[674].

В середине марта Гарриману пришла ошеломляющая новость: Рузвельт отозвал этот проект. В телеграмме, над содержанием которой президент явно долго работал (правка рукой президента выделена курсивом), содержались указания отменить обмен и уведомить об этом решении Молотова. Рузвельт излагал свою мысль в свойственной ему туманной манере, зная о том, что Сталина много раз информировали об антисоветских настроениях в Соединенных Штатах:

«Представленный вопрос был тщательно изучен, и мы считаем, что на данный момент он неосуществим.

Прошу информировать Сталина маршала, когда у Вас появится такая возможность, что сугубо по внутриполитическим мотивам, которые он поймет, было бы нецелесообразно прямо сейчас обмениваться такими миссиями. Время для этого явно неподходящее»[675].

Гарриман отправил Рузвельту длинную телеграмму в попытке изменить решение президента по этому вопросу:

«Советское согласие с этой идеей, возможно, даже более выгодно для нас, поскольку оно стало первым ощутимым свидетельством духа сотрудничества, который был озвучен на конференциях в Москве и Тегеране.

Мы были сердечно приняты Молотовым… Нас уведомили о том, что после изучения предложения Донована об обмене миссиями оно было принято… Советская миссия в составе полковника Грауэра вместе с ассистентами и их женами готова отправиться в Вашингтон…

За последние два с половиной года мы безуспешно пытались проникнуть в советские источники информации и создать основу для обмена и взаимного доверия. Впервые нам удалось получить доступ к одной из разведывательных служб… Но, если мы теперь захлопнем входную дверь этой службы советского правительства, я уверен, что это неблагоприятным образом повлияет на наши отношения с советским правительством и по другим направлениям сотрудничества»[676].

Дж. Эдгар Гувер, глава ФБР, прослышал об этом проекте и, как всегда, увидел во всех русских опасных шпионов, встревожив этим Рузвельта. Гувер предупредил президента, что, если тот не отменит проект обмена и об этом узнает американская общественность, «возникнет нежелательная реакция в обществе»[677]. С учетом категорического возражения Гувера и потенциальной угрозы о нежелательном уведомлении общественности в год президентских выборов данная идея была похоронена. (Гувер видел коммунистов повсюду; несколько лет спустя он предупреждал Трумэна, что его госсекретарь Дин Ачесон является руководителем коммунистической ячейки.) На доводы Гарримана президент ответил телеграммой: «В своих решениях я руководствовался прежде всего внутренней политической ситуацией»[678]. И добавил, что «может» оказаться полезным, если Гарриман еще раз акцентирует внимание Сталина на том, что обмен миссиями «приходится отложить с учетом текущей ситуации».

Дж. Эдгар Гувер негативно отозвался и о другом проекте. В Тегеране Рузвельт попросил Сталина содействовать улучшению радиосвязи между двумя столицами, позволив установить в Москве американскую радиостанцию и русскую радиостанцию в Вашингтоне. Из-за атмосферных и технических проблем на прохождение телеграмм между Москвой и Вашингтоном уходили не часы, а дни. Британия уже установила радиостанции, обеспечивающие двустороннюю связь, в столицах ряда государств. Генерал Дин, сотрудничавший со штабом Красной армии, через несколько месяцев после Тегерана занимался установкой в Москве американской радиостанции, на что у него ушли весь декабрь и январь. А в марте военное министерство неожиданно известило его о том, что согласно законам США иностранным правительствам не может быть предоставлена привилегия пользоваться американскими радиостанциями. Это стало таким огромным регрессом в сотрудничестве и в личных взаимоотношениях, что Гарриман на этом основании предложил Рузвельту для разрешения возникшей проблемы воспользоваться полномочиями, предоставляемыми президенту на время войны, и сохранить данный проект на весь период боевых действий.