Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

Он указал, насколько важна связь для реализации планов союзников (ВВС были уже готовы направить на три советских аэродрома около тысячи человек для эксплуатации и обслуживания бомбардировщиков США, которым предстояло совершать челночные бомбардировки противника). Но такие идеи традиционно вызывали раздражение Дж. Эдгара Гувера, подверженного паранойе видеть везде и во всем коммунистических заговорщиков. Глава ФБР называл идеи сотрудничества с СССР «чрезвычайно опасными и крайне нежелательными»[679]. 15 марта Рузвельт приказал Гарриману отменить принятое ранее решение, поскольку военное командование США (которое, между прочим, в течение всех этих месяцев активно продвигало идею улучшения связи) внезапно обнаружило, что имеющихся коммуникаций на данное время вполне достаточно и «Объединенный комитет начальников штабов придерживается мнения, что развертывание советской радиостанции в Вашингтоне и американской в Москве на данный момент не является необходимым. Поэтому прошу в дальнейшем снять с обсуждения тему установки в Вашингтоне советской радиостанции»[680].

Поскольку связь между странами была несовершенной, ненадежной и нуждалась в существенном улучшении, генерал Дин предложил русским установить в Алжире радиорелейную станцию, что могло улучшить ситуацию. Но Молотов и Сталин с раздражением отвергли такое предложение. Молотов заявил: уж если по американским законам в Вашингтоне нельзя установить советскую радиостанцию, то «советское правительство не намерено рассматривать никакую другую альтернативу»[681].

Генерал Дин продолжал оказывать на Молотова давление, настаивая на том, что ретранслятор в Алжире является жизнеспособной альтернативой, которая, несомненно, улучшит радиосвязь. При этом и Дин, и Молотов осознавали: что-то следует предпринять. В штабе Красной армии понимали, что релейная станция в Алжире может стать хоть каким-то улучшением коммуникации, и тоже пытались убедить в этом Молотова, а главное – Сталина.

Неужели американская паранойя воспрепятствует реализации даже этого проекта? Гарриман не переставал засыпать Рузвельта телеграммами с подобными вопросами. Президент отвечал Гарриману в свойственной для него манере: «Что касается радиосвязи между СССР и Соединенными Штатами… то я полагаю, что этот вопрос все еще обсуждается». И от руки добавил: «И продвигается в направлении положительного решения»[682].

Позднее Гарриман узнал, что возражения Эдгара Гувера, как и начальника ОКНШ адмирала Лихи, аргументировались опасением: если станет известно, что президент санкционировал открытие в Вашингтоне советской радиостанции, его политические противники и ультраправая пресса тут же объявят Рузвельта коммунистом. В этом таилась замаскированная угроза: если президент пойдет дальше, Гувер может информировать широкий круг изоляционистов, ассоциацию «Америка превыше всего» и многочисленных американцев, напуганных коммунизмом, о том, что президент разрешил установку советской радиостанции в Вашингтоне, и в результате Рузвельт может проиграть очередные выборы.

* * *

Сталин вполне мог не слишком заботиться о прочности своих отношений с Рузвельтом, как и отношения с советским лидером могли не слишком волновать американского президента. Теперь, после провала проектов обмена секретными агентами и установки радиостанций в обеих столицах, когда Рузвельт вдруг изменил свою позицию и отступил назад, Сталин сказал: «Президент – мой друг, и мы всегда поймем друг друга»[683]. Эта ремарка, о которой в июле сообщили Рузвельту, по всей вероятности, побудила президента на приеме в Белом доме в августе высказаться следующим образом о Сталине перед делегатами конференции в Думбартон-Оксе: «В Тегеране мы с маршалом смогли хорошо узнать друг друга. Мы хорошо ладили. Мы сломали лед, если он вообще когда-то существовал, и с тех пор ни о каком льде в наших отношениях не может быть и речи»[684].

К весне 1944 года Красная армия освободила более двух третей оккупированной советской территории. В первомайской речи Сталина особо подчеркивалась важность военного альянса: «Нужно преследовать раненого немецкого зверя по пятам и добить его в его собственной берлоге… Мы должны вызволить из немецкой неволи наших братьев поляков, чехословаков и другие союзные с нами народы Западной Европы… Такую задачу можно решить лишь на основе совместных усилий Советского Союза, Великобритании и Соединенных Штатов Северной Америки, путем совместных ударов с востока – силами наших войск и с запада – силами войск наших союзников»[685].